Николай Грошев - --------- [СИ, Это такое название и есть - дефисами!]

Порой его терзал иной страх — источник энергии прибора. Он изучил коробочку вдоль и поперёк, но не нашёл ни крышки какой, ни углубления, вообще ничего, что походило бы на ёмкость для батареи. Вспомнить откуда черпает энергию, сей прибор, он не мог, а понять самостоятельно, не удавалось. Он знал, как работать с картой, но понятия не имел о её устройстве.

Бывали дни, когда он видел на карте такие вещи, что хотелось немедленно собраться и двинуться в путь. Но каждый раз это желание быстро пропадало — как он может бросить Але и своего ещё не рождённого ребёнка? В такие моменты, Совник ощущал себя скованным по рукам и ногам.

А потом Але родила — чудесный карапуз, со сморщенной красной мордашкой. Страшненький, словно инопланетянин, но прекрасней зрелища, он никогда не видел. Парадокс, однако, стоило взять его на руки, и весь мир сжимался до размеров этого маленького, слабого тельца. Тогда, впервые взяв его на руки, Совник вдруг понял, что никогда не уйдёт из Речки. Никогда.

У них родился сын. Маленький Лио. Так его назвал Совник. Просто вдруг всплыло в голове, такое вот имя. Але оно понравилось, и их сын получил имя Лио…

Снова пришла зима, так ни разу не разродившаяся, даже кратковременным снегопадом. Её сменила весна, а затем пришло знойное лето. Он втянулся в эту жизнь, привык к ней. Его маленькая дружина превратилась в опытный военный отряд, способный одинаково ловко орудовать мечами и луками. Конечно, его переплюнуть никто не мог, но они стали куда искуснее, чем год назад. Теперь значительно лучше владели оружием и жители села. Клыкастые и подземники, перестали приходить к стенам Речки. Лишь дважды в год, в начале зимы и в разгар лета, в полях появлялись группы скальников. Он так и не смог понять, что им нужно от селения. Скальники не всегда атаковали стены. Теперь они предпочитали ждать в полях и только, если долго никто не выходил сражаться, они шли на штурм стены.

Однажды на сражение с ними, вышла Але с дружиной — Совник находился в полях с другой стороны села. И случилось такое, что всё село пришло в абсолютное замешательство — скальники отступили. Недалеко, но вступать в бой с Але и его людьми они решительно не собирались. Девушка решила, что их заманивают в ловушку и поспешно отступила за стены. Стали ждать, пока князь на битву лично явится. Он тоже оценил действия скальников как ловушку. Вышел за стены и… и радостно рыча, скальники ринулись в атаку широкими прыжками.

Вот такие вот дела.

Они никогда не дрались до конца. Потеряв несколько своих, максимум десяток, скальники уходили прочь, оглашая окрестности диким рыком. Они никогда не забирали своих раненных, да и те не стремились спастись. Если раны оказывались тяжёлыми, скальник бросался на князя, пока не падал замертво. Их поведение не поддавалось разумному объяснению… кроме одного. Скальники приходили сражаться именно с ним, с князем Совником и битву с другими жителями Речки, воспринимали, чуть ли ни как оскорбление. Если, конечно, они вообще понимали что такое оскорбление. Насколько скальники разумны, Совник так и не смог определиться.

В один из дней, у стен Речки, точнее на полях, обрабатываемых её жителями, встали лагерем два десятка людей меча. Их заметили давно и Совник, со всей своей дружиной, включая Але, уже находился у стен, готовый сражаться. Однако незнакомцы не проявили агрессии. Один из них и вовсе, убедившись, что со стены на них смотрят, выпрямился и стал активно махать рукой. Пришельцы извещали жителей села, что не ищут ссоры, что идут с миром. Впрочем, это они высказали уже тем, что не стали топтать полей, а двигались строго по участкам непаханой земли.

После того, как незнакомцы проявили некоторое дружелюбие, Совник, в компании Тати и Васа, вышел за ворота — Але пыталась последовать за ними, но князь был твёрд как скала и запретил ей высовываться. С явной неохотой, девушка подчинилась. А вот год назад, до рождения ребёнка, до беременности, Совнику вряд ли удалось бы настоять на своём, и он это прекрасно понимал. Але стала матерью и её склонность к риску резко снизилась, чем князь активно пользовался. По этому поводу порой страдал от чувства стыда — недолго, он человек хороший, это бесспорно, но всему надо знать меру. А то в жизни оно ведь как? Был человек, жил человек, шибко-шибко хороший был. А потом так его и похоронили, на камне написав «хороший он был». Репутация, конечно, очень важна, но целостность собственной шкуры всё же будет поважнее…

Они вышли к незнакомцам и навстречу им отправили не стрелы, а пару людей меча, которые представились и объяснили что им нужно — тот день был удачным для Речки. Мимо их села шёл князь с дружиной, возвращавшийся из похода в руины древних городов. Они собирались торговать, и Совник стал свидетелем масштабной торговли такого типа, когда княжеские дружины не заходили в город, а занимались торговлей за стенами города. Опыт был довольно интересным.

Поговорив с Совником, князь и дружина двинулись к стене, но не подошли к ней вплотную и не остались слишком далеко. Остановились в досягаемости лучников Речки, но не слишком близко к ним. То есть, если жители села, решат отобрать вещи людей меча, расстреляв их из луков, ничего не выйдет — большая часть отступит невредимой и вернётся ночью, что бы отомстить. А если князь нарушит слово и нападёт — прежде чем его люди добегут до стены, в живых останется меньше половины его людей. Такой вот этикет, народившийся из сугубо практических вещей.

Это ему объяснила Але, сам он терялся в догадках о причинах выбора места для торговли. До самого вечера никак дойти не могло. Всё-таки, не шибко-то он годился на роль главного военного в селении, как ни прискорбно это признавать. Совник больше годился как воин первого удара, идущий на острие атаки. Искусный воин, далеко не всегда, искусный полководец… кто это сказал? Совник не помнил, но точно знал, что это чья-то цитата. А откуда она, вообще непонятно.

Интересно было наблюдать за тем блошиным рынком, что вскоре образовался у стен Речки. Люди спорили, ругались, не стесняясь в выражениях, в общем, активно обсуждали цену понравившихся товаров. За всё платили тем, что производили сами — одеждой, элементами доспехов или целыми наборами оных, едой порой расплачивались. Лесовики вот мешок белой пыли — пищи Жгучих Ежей, обменяли на что-то. Лекари заплатили лекарствами, которые готовили из растений с полей и из Великого леса. И только кузнец расплатился горстью пулемётных патронов — универсальной валюты этого мира, выраставшего из руин давно сгинувшей цивилизации.

Вскоре они ушли, не задержавшись на ночёвку — что тоже было продиктовано не спонтанным желанием, а законами вежливости и этикета современности. Если бы князь-чужак остановился близко, речка всю ночь была бы на взводе, ожидая предательского нападения.