Николай Грошев - Последний клан [СИ]

— Адрес свой скажи, я к тебе с утра заскочу. Поговорить надо.

Леший послушно продиктовал свой адрес и Штык повесил трубку. Отлично. Хоть один живой. Остальные, без вести пропавшие, скорее всего покинули мир живых. Некто неизвестный, решил покончить с ними, причём радикально — уничтожить всех. И кто этот некто, подозрения имеются.

Когда какие-то особо крутые элементы преступного сообщества вышли на контакт и забили стрелу — встречу назначили, причём весьма грубым тоном, Штык на встречу явился. А там наехали, причём не по-детски. Требовали, понимаешь, чего попало. Соню с собой брал, а она что-то опять в плохом настроении была. Может, потому что на стрелку ехали на автобусе — всю дорогу шипела ему на ухо нехорошие слова. А может, потому что он поехал обкурившийся до потери пульса и упорно именовал автобус — жёлтым трамваем, который едет по дороге из жёлтого кирпича. В общем, встреча окончилась горой трупов, часть из коих, они на пару с Соней, попробовали на вкус — кровь всю выпили. Вампиры всё-таки, а не где-то там,похоже, зря они так сделали. Кто-то на них сильно обиделся. И не понятно ведь кто. А! И неважно уже.

Штык вернулся в торговый зал и обнаружил, что парень который в луже плавал, так там и лежит. Только больше не воет. В луже появились новые цвета, красные. Приподнял голову парнишки — глаза стеклянные. Лоб продавлен,кажется, эти завывания, которые он принял за проявление малодушия и животного ужаса — то боль была, а тряска ужаса, на самом деле, агония, предсмертные судороги. При падении, парень не слабо приложился об гранитный полмагазина.

— Покойся с миром сын мой. — Сказал он, в точности повторив жест, который видел в кино — двумя пальцами перекрестил труп. Почесал загривок и, покопавшись в кармане, извлёк две монетки. Положил покойнику на глаза — тоже в кино видел. Вроде так и надо. Перекрестил, потом на морду монетки, что бы там мужик на лодке, увёз его к молочным берегам, где говорящие коровы делают альпийский шоколад с пузыриками. Ну норм, теперь можно приступить к самому главному.

Взяв у кассы два больших пакета, Штык набросал в них водки, колбасы копчёной, разных полезных мелочей и покинул магазин, на вампирском форсаже — иначе никак, там уже злые дядьки с автоматами и в форме возле машин чего-то кричат. Пришлось как бы бежать, изображая ниндзю.

Весь остаток ночи той, Штык, в одиночестве гордом, наслаждался пьянством и обжорством. Сидел в шапке ушанке и тулупе, так как печку топить ему было жестоко лень. Но водка грела, сам тулуп оказался удивительно тёплым, в общем, нормально посидел и уснул как положено, под столом, на грязном полу, свернувшись калачиком. Просто на табуретке калачиком не свернёшься, а на полу оно легко получается.

Ранним утром, похмелившись полным флаконом водочки животворящей, поминутно икая, полностью довольный жизнью вампир, в тулупе и шапке-ушанке, пошёл на автобусную остановку. Бегать по вампирски ему не хотелось совершенно. Да и вообще шевелиться быстрее черепахи не хотелось никак абсолютно. Так что на остановку потихоньку ковыляя и вперёд, к Лешему домой. Живёт он не далеко от его родных краёв, всего один район ближе к окраине города. На автобусе двадцать минут отсюда и пешком ещё минут десять. В кармане бутылочка, из другого кусок копчёной колбасы выглядывает, так что нормально всё, спокойно можно дойти.

Пока автобус ждал, чуть ноги не отмёрзли. Надо было всё-таки валенки одеть. Сибирь тут почти что, как ни крути. Глобальное потепление, сей район географии, решительно обходит стороной. Непонятно почему главное, может, это потому что тут народ пьющий?

— Бухать меньше надо, алкашня проклятая! — Ответила прилично одетая женщина, которой он сей вопрос и адресовал.

— Дура. — Ответил Штык, поправляя шапку ушанку. И зря поправлял — женщина покраснела, словами подавилась, и как размахнётся сумкой! Увернуться даже не успел. Вот где ниндзям всяким поучиться-то. Аж голова затрещала и с ног мгновенно слетел, да задницей на землю упал.

— Грубиян! Хамло! Скотина! — Закричала женщина, угрожающе помахивая своей «сумочкой». Не хилая такая сумочка — баул килограмм пятнадцать, она его одной рукой,эх — хрупкая сибирская женщина, натренированная походами в магазин и переноской баулов забитых хлеще чем продуктовый склад. Ну так, Россия, что поделаешь? А вдруг война? Или продукты не завезут? Вот. Надо сразу тариться, на месяц вперёд. Год выдался суровый — премьер-министр тут недавно сюрприз устроил, цены скакнули, дефолт скоро объявят. Дефолт,Штык подниматься не спешил — а нафиг? Сидел вот, на женщину смотрел, курил себе потихоньку. Дефолт. Прикольное слово. Что значит, хоть убей не понятно. И кто объявит и зачем, тоже не ясно. В новостях смутно как-то говорили. Вроде это что-то с деньгами связано. Наверное, кто-то кому-то не хило задолжал и правительство пообещало этого негодяя отдефолтить. А!!! Понятно теперь. Дефолт, это типа культурное обещание жабры вырвать и нагнуть поперёк скамейки. Надо же. Штык ошеломлённо покачал головой — какие умные люди в правительстве и на телевидении сидят. Нормальную речь так завуалировать, что непонятно даже, а на деле, то простой как морковка, пацанский наезд за потерянное бабло. Любопытно, а кого там дефолтить будут? Попытался политиков припомнить. Кроме Жириновского никого не вспомнил. Ну его-то вряд ли. Клоунаду вечно устраивает, внимание привлекает. У этого деньги вряд ли есть. Дефолтить его не за что — шерсти клок, понтов больше.

Наверное, это кому-то за рубежом такую предъяву кинули, что б он, значит, бабло вернул, пока за ним реальных пацанчиков из КГБ не отправили. Там ребята реальные. Они тему держат серьёзную, не какую-то там — государственную, там и деньги реальные и власть.

Скрипя колёсами, к остановке подъехал старенький маршрутный автобус. Штык, кряхтя, поднялся, полез в салон.

— Куда прёшь бомжара! — Не, из автобуса не выгоняют. Просто на ногу кому-то наступил.

— Извините, ик! — Ответил вампир, поправляя шапку. Возмутившийся гражданин позеленел и поспешно стал пробиваться в самый конец салона — дыхание ему крепко перехватило. Собственно вся передняя часть автобуса, отхлынула в глубину салона.

— С утра нализался уже! — Выкрикнул кто-то сдавленным голосом.

— Так праздник же. — Ответил тут некто, слегка помятой внешности, с задних сидений.

— Какой такой праздник? — Возмутилась тут тётка необъятных размеров, об которую людской поток, спасавшийся от запаха спирта, разбивался как вода об скалы прибрежные.

— Так это, хуйллоин. — Пояснил мужчина, повернув голову. — Еврейский новый год.

— Хуйллоин, это французская пасха! — Возразили из толпы, хриплым басом.

— Бараны, хуйллоин это женская болезнь! — Выкрикнула необъятная тётка.