Марина Дяченко - Ведьмин зов

— Вы ужасно предвзяты, — сказала Эгле. — Вы к нему чудовищно несправедливы.

— Подождем, — сказала Ивга. — Уже немного осталось ждать. Он скоро сюда придет.

Они обходились без слов минут пятнадцать. Клавдий курил, и мощная вытяжка едва справлялась. Мартин молчал, сидя напротив, в другом конце кабинета, где недавно сидела Эгле. Мартин укладывал внутри себя новую картину мира, а Клавдий понимал все с большим ужасом, что доверие сына потеряно навсегда. Решение никому и никогда не рассказывать о пришествии Ведьмы-Матери, никому, включая Мартина, было самой большой ошибкой Клавдия, которую он когда-либо совершал.

— Раз уж настало время удивительных историй, — сказал он сквозь зубы, — получай еще одну, бонусом. Когда мне было семнадцать лет, я вызвал чугайстеров к своей мертвой… подруге.

У Мартина дернулось веко.

— К своей любимой девушке, которая вернулась навкой. — Клавдий взял новую сигарету. — Я их вызвал. А потом пошел служить в Инквизицию. Я хотел себя наказать. Хотел, чтобы мне было плохо.

— Но ты втянулся, и тебе понравилось, — без сочувствия сказал Мартин.

— Точно. — Клавдий кивнул.

— Как мало я о тебе знал, оказывается.

— Теперь знаешь все. Что ты с этим знанием будешь делать?

— Делать будешь ты. — Мартин смотрел через стол, и лицо его было непроницаемо. — Всех неинициированных — под замок. Всех действующих — зачистить, убить на месте. Не учитывая специализацию, вне зависимости от потенциала. Вот что ты будешь делать. А я поеду к маме…

— Нет. — Клавдий подобрался.

Мартин посмотрел очень холодно:

— То есть ты уверен, что я определился, что убить маму для меня — совершенно естественно и я уже записал это к себе в ежедневник?

Его слова надавили Клавдию на лицо, будто рука в резиновой перчатке, и впечатали в спинку кресла.

— Не имеет значения, в чем я уверен, — через силу проговорил Клавдий. — Скажи мне в глаза, что ты решил? Что ты будешь делать?!

Мартин видел мир вокруг будто сквозь пленку, то размыто, то очень четко, то в черно-белом, то в мягком зеленоватом свете, и не сказать, чтобы это не было красиво. Майя Короб сидела в кабинете Великого Инквизитора, у окна, и терпеливо, очень дисциплинированно ждала.

— То, что происходит сейчас, — медленно сказал Мартин, — не имеет аналогов. Творится впервые. Это не то, с чем имел дело Атрик Оль… и потом, оказывается, имел дело ты. Разве ты не видишь разницы?

— Что ты решил?! — настойчиво повторил его отец.

— Мама не должна проходить инициацию, это все, что я могу сказать точно.

— Она доказала много раз, что может этому сопротивляться. — Отец смотрел, будто держал пистолет, направленный Мартину в переносицу. — Она на нашей стороне, я ей верю, как себе!

Майя Короб улыбнулась краешком губ.

— Есть еще время, — примиряюще сказал Мартин. — До утра.

— Почему до утра?!

— Потому что дольше не стоит затягивать. — Мартин испугался, что сболтнул лишнее.

— Затягивать — что?! — Отец смотрел почти с ужасом. Мартин впервые увидел, что Великий Инквизитор стар, что он слаб, что любовь сделала его уязвимым.

— Если ты доверяешь маме, — мягко сказал Мартин, — почему ты не доверяешь мне? Разве я не на твоей стороне?

— Ты на стороне Инквизиции, — проговорил отец. — А я на стороне твоей матери. В этом разница между нами.

Клавдий никогда не думал, что скажет это Мартину, скажет в глаза. Но, видимо, время пришло и наступила ночь великих откровений.

— …Поэтому мы поедем к ней вместе, — тяжело продолжал Клавдий. — Возможно, тебе надо поговорить с ней, как ты поговорил со мной.

— Если она захочет, — пробормотал Мартин. — Мне кажется, что она…

Дико заорал экстренный сигнал на селекторе:

— Патрон, сообщение от патруля… патрулей… массовая инициация в центре, в здании оперного театра…

— Где?!

— Театр… Оперативники выставили оцепление, ищут ходы внутрь, но, кажется, там пожар…

В прошлый раз, в реальности, отмененной Ивгой, театр сгорел дотла. Все повторяется снова — с вариациями. Причудливо. Стремительно. Надежды больше нет, Ивга обречена. Клавдий утешался только тем, что не переживет ее ни на день. Впрочем, все человечество может ее не пережить.

Он замер на секунду, будто муха в янтаре, как если бы секунда длилась веками. Долг велит ему нестись к оперному театру, там его сотрудники, подчиненные, он не может бросить их во время боя… Но Ивга?! Кто знает, сколько еще времени им осталось… Но ведьмы? Если Вижна под ударом, сколько невинных людей погибнет сегодня ночью?!

— Приказывай, — тихо сказал Мартин.

Клавдий принял решение.

— Поезжай к матери. — Он поднялся из-за стола. — Будь с ней рядом. С ними. Запрись в доме. Охраняй. Оставайся с ними, пока я не разберусь… и не приеду.

Мартин тоже встал, придерживая раненую руку.

— И ни один волос не должен упасть с ее головы, — сказал Клавдий тихо.

Мартин изменился в лице. Посмотрел с настоящей ненавистью.

— Ни один волос. — Клавдий не отвел взгляд. — Иди.

Машина остановилась за воротами, и это не была машина Клавдия, Ивга узнала по звуку мотора. Кто-то вышел, хлопнула дверца; Ивга и Эгле, сидя в гостиной, тревожно посмотрели друг на друга.

Снаружи щелкнула калитка. Пауза; повернулся ключ во входной двери. Эгле застыла, как в кошмарном сне, когда надо бежать, но тело не слушается.

Потянуло холодом: зима. Ночь. Снег. Ледяное присутствие инквизитора. Эгле потупилась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Привет, — негромко сказал Мартин.

— Что у тебя с рукой?! — Ивга вскочила, зажгла полный свет в гостиной. Мартин болезненно прикрыл глаза:

— Ничего страшного. Погаси, пожалуйста.

Ивга щелкнула выключателем. В полутьме Мартин поставил на пол сумку, из которой торчал тубус для чертежей.

— Я знаю, я вам обеим противен, но выхода нет. Я здесь пробуду некоторое время.

Ивга посмотрела на тубус, будто что-то притягивало ее взгляд. Быстро отвела глаза.

— Хочешь пить? Есть? Может быть, вызвать врача?

— Спасибо. — Мартин одной рукой развязал ботинки, неуклюже снял куртку. — Ничего не хочу… врача не надо. Я в порядке.

Под мышкой у него была портупея с пистолетом. Рубашка на спине промокла от пота.

— Эгле, — не глядя на нее, он повесил куртку в шкаф, — если ты думаешь, что я не понимаю, что ты спасла мне жизнь, — я все понимаю… Просто эта жизнь как-то не очень удачно… повернулась.

От него тянуло морозом, как из космоса, щеки ввалились, щетина на подбородке и щеках превратилась в светлую бороду, слипшуюся сосульками. Он страшно изменился, но это был Мартин, и Эгле почувствовала, как сжимается сердце.

— Что они с тобой сделали?!