Марина Дяченко - Ведьмин зов

По мере рассказа Эгле ее лицо становилось все бледнее, черные круги вокруг глаз — все темнее, взгляд все острее.

Эгле искала, что ей ответить, в этот момент у Ивги снова зазвонил телефон. Она ответила на звонок, голос был, как у сомнамбулы:

— Да, Клав. Да, я все поняла. Нет, не волнуйся. Да, хорошо, я дождусь… Да. Пока.

Она закончила разговор и некоторое время сидела, глядя мимо Эгле, в пространство. Потом будто очнулась:

— Вы хотите спросить, кто я? Я Мать-Ведьма. Вы хотите спросить, откуда мне это известно? Тридцать лет назад, во время роения ведьм, я прошла инициацию, считая, что другого выхода для меня нет.

Она замолчала, будто ждала вопросов.

— Но вы не действующая ведьма, — прошептала Эгле. — Или?!

— Нет, не действующая. — Ивга улыбнулась. — В нашей реальности моей инициации не было, как и роения ведьм, и многих других событий. Мир, в котором родились вы и Мартин, — мир после коррекции. Когда вы окончательно подумаете, что я свихнулась, — подайте знак, пожалуйста. Мы прервемся, чтобы поужинать.

Эгле молчала. Ивга Старж заварила травяной чай в рыжем, разрисованным лисами чайнике.

— А вы, Эгле, вы что-то помните о своей несостоявшейся инициации?

Эгле поколебалась, говорить или нет.

— Понимаю. — Ивга кивнула. — Не надо, я ведь вас не допрашиваю.

— Там было… хорошо, — сказала Эгле. — Принятие, свобода, любовь. Другой мир.

— Точно. — Ивга вздохнула. — Еще полет. И звезды, до которых можно достать рукой. Почему же вы повернули обратно?

— Мартин, — сказала Эгле. — Я увидела… его, как если бы он там был, в ангаре, и смотрел на меня. Я побоялась его потерять и отступила… Но я все равно его потеряла.

Ивга поднесла руку ко лбу — жестом внезапного отчаяния. Опомнилась, выпрямилась, покачала головой, тяжело посмотрела на Эгле:

— Как мне жаль.

— Что я не прошла инициацию?!

— Что Мартин инквизитор, — глухо сказала Ивга. — Выпейте чай, это облегчит ваш кашель, собьет температуру, вы сможете поесть.

— Но Клавдий тоже инквизитор, — сказала Эгле.

— Клавдий, — голос Ивги потеплел, — инквизитор поневоле. Он травматик, он пошел в это ремесло, чтобы себя наказать за якобы предательство… Нет, я не буду вам говорить, что там случилось, а сам он никому не рассказывает. Так вот, Клавдий, палач и чудовище, отказался убивать ведьму-матку, изменил инквизиторскому долгу, потому что любовь превыше долга. Тогда Мать-Ведьма, чья сущность — свобода, решила, что любовь превыше свободы, и вычеркнула из реальности полтора месяца человеческой истории. Аннулировала, отмотала назад до развилки — к нашей первой встрече с Клавдием. Не знаю, как это вышло у нее, потому что она — все-таки не вполне я… С этого момента события начали развиваться по другому сценарию. Ведьмы не стали роиться, их матка не прошла инициацию… Эгле, я серьезно, чай ведь остывает. Пейте.

Эгле взялась за чашку обеими руками. Она могла говорить только шепотом:

— Но если вы до сих пор не прошли инициацию, если вы здесь, то кто… на самом деле… сидит на Зеленом Холме?!

Ивга кивнула, будто радуясь правильно заданному вопросу:

— Я думаю об этом постоянно. И я спрашиваю себя: куда девались эти полтора месяца? Куда девались ведьмы, которые были в прежней реальности инициированы, а в новой — нет? Куда девалась я сама — то, во что я тогда превратилась? Там было очень много энергии… власти, силы… неужели все это бесследно исчезло?

За окном горел голубоватый фонарь, по стене ползли тени хлопьев.

— Если представить на минуту, — сказала Ивга, — хотя проверить это я, разумеется, не могу… Что прежний вариант реальности, который Ведьма-Мать, а может быть, я сама, сочла неудачным, бракованным… Не пропал бесследно. Что он откололся и существует параллельно. Я видела его во сне: Зеленый Холм, тепло, радость, свобода, мои дети… Допустим, что там, на холме, сидит моя тень. Часть меня, от которой я сознательно отказалась. Тридцать лет она молчала… Но что-то случилось, и ведьмы услышали зов.

— Она зовет и Мартина тоже?! Девочка сказала…

— Девочка соврала или ошиблась, — спокойно отозвалась Ивга. — А может быть… Видите ли, Мать-Ведьма очень чадолюбива. В этом смысле она гораздо лучше меня. Она любит всех своих детей, и любит одинаково.

Она приподняла уголки губ, погрузившись в себя. Эгле молчала несколько минут, не решаясь ее отвлекать.

— Мне страшно представить, — проговорила Ивга с усилием, — что все эти смерти — на самом деле из-за меня… из-за нее.

— Если бы из-за нее, — сказала Эгле, — инквизиторов убивали бы тридцать лет подряд. Вы сказали — «что-то случилось».

— Да, — пробормотала Ивга. — Начались мои сны…

Она запнулась. Сдвинула брови. Внимательно посмотрела на Эгле.

— Когда?! — Эгле похолодела.

— В ту ночь… Видите ли. Клавдий всегда знал, что происходит у Мартина в Однице, и рассказывал мне, если я просила. А тогда он не хотел рассказывать… поначалу. Я потом поняла почему. Это был день, когда «Новая Инквизиция» замучила свою первую жертву.

С Дарием, заместителем, Мартин говорил в машине по дороге в аэропорт. Было множество дел, которые следовало упорядочить, а боль в пробитой ладони туманила рассудок и мешала думать.

Инструктаж оперативного состава. Усиленное патрулирование. Меры безопасности. Полномочия, которые он оставлял заместителю. И еще: кто-то должен отправиться в офис Мартина и принять его ведьм на контроль. Ничего не забыл?

Перед взлетом он позвонил комиссару Ларри:

— Спасибо, это было хорошее время. Мы здорово вместе поработали.

Ларри ничего не понял:

— В смысле? Ты где?!

Мартин оборвал связь. Ларри узнает — позже.

Самолет поднялся над Одницей. В море тлели огоньки круизных судов, город сверкал, как гирлянда. По краям темнели горы с сосновыми лесами. Белой полоской прибоя тянулся пляж; Мартин залюбовался — несмотря на боль. Несмотря на тревогу и горечь; мысль о том, что он в последний раз видит Одницу, уже не казалась такой дикой. Он ненавидел этот город — и здесь он был счастлив, как никогда.

Он бы хотел увидеть Эгле хотя бы еще один раз. Хотя бы раз.

— Эгле, простите, я не… То есть я знала, что вторая жертва «Новой Инквизиции» выжила… Но Клавдий не сказал, что это были вы!

— Не сама по себе «выжила», — Эгле облизнула сухие губы, — меня спасли. Мартин спас мне жизнь, и, если хотите, он спас мою личность. Рассудок в том числе.

— Теперь я лучше понимаю, — проговорила Ивга. — Теперь я… да, конечно.

Горел огонь в камине, покрывались сизым пеплом поленья. Эгле хрипло дышала, сдерживая кашель.

— Я понимаю, — повторила Ивга другим голосом. — Человечество и ведьмы век за веком ведут войну, она то разгорается, то утихает. Мы с вами видели самое длинное в истории затишье. Все эти годы по отношению к ведьмам люди были… если не добры, то не особенно кровожадны. Но страх и ненависть к ведьминому роду никуда не девались, они накапливались… и вылились в «Новую Инквизицию». Не просто убийство — отвратительный ритуал… идея, ставшая ценностью для многих. Абсолютное насилие, вот что люди противопоставили страху перед ведьмами. И тогда ведьмы вспомнили о Великой Матери… и это только начало…