Марина Дяченко - Ведьмин зов

Он не удержался и посмотрел на Ивгу поверх экрана. Она не поднимала глаз, глядя только на Мартина.

Клавдий улыбнулся; Ивга не прошла обряд. Ивга вернулась. Какое счастье.

Эгле попыталась вспомнить песню, которая звучала у нее в ушах, когда она ступила на каменную улитку там, в зимнем лесу враждебной, опасной Ридны. Провинции, где Эгле родилась и выросла. Вспоминались только осколки, обрывки.

— Уходи, чернота, — забормотала Эгле, протянув над Мартином дрожащие руки. — Уходи, яд. Уходи, проклятье. Я приказываю, я прогоняю…

Она представила, что от ее ладоней исходит свет, что она греет, очищает, освещает эту рану. Она мысленно обращалась к Мартину, обещая помощь, исцеление, призывая его к себе, — но Мартин не отвечал.

Левая его рука была пробита и почернела. В правой мертво зажат серебряный нож.

Сжимая нож, он остановился перед той, что ждала его на Зеленом Холме.

Она сидела, опершись одной ладонью на траву, подобрав ноги, укрытые подолом белого платья. Не пытаясь ни бежать, ни сражаться. Глядя на него сквозь упавшие на лицо рыжие пряди — обезоруживающе нежно. Ивга Лис, какой она была в восемнадцать лет. Лицо с фотографий, из раннего детства. То лицо, которое смотрело на Мартина, когда его мать улыбалась или была беспечна.

— Вот и ты, — сказала она ласково, как если бы он вернулся из детского лагеря. — Какой тяжелый путь у тебя за спиной.

В ее горящих волосах отражалось солнце, на бледной коже щек — оттенки неба. В глазах отражался Мартин — стоящий напротив с жертвенным кинжалом в руках.

— Отдохни минуту. Посиди со мной, позволь посмотреть на тебя.

Над их головами метались тени, кружились в бешеном водовороте, на краю слышимости звенели будто комариные голоса — страх, горе, ярость, вой, стон…

Мартин медлил, оцепенев. Он представлял себе эту встречу по-другому. Та, что сидела на холме, кажется, не видела кинжала в его руках.

— Сестры ждут тебя в хороводе, — все так же ласково сказала она. — Полет и свобода… Звезды, которые можно достать рукой… И моя любовь. Я люблю своих детей одинаково.

Девчонка билась над ним, металась, гладила почерневшую руку Мартина, пыталась заглянуть в полуоткрытые глаза. Она искренне, очень честно старалась. Она беззаветно верила в эту сказку — инициацию без скверны.

Ничего, конечно же, не менялось. И не могло измениться. Мартин не откликался. Девочка проходила путь, который Клавдий прошел накануне, пытаясь вернуть его к жизни.

Он перевел взгляд на экран и задумался. Надо было назначить кого-то в Ридну; вот уж самая неприятная провинция по нынешним временам. Такое впечатление, что Руфус сбежал, заранее зная, куда дело клонится. Связи разорваны, все разваливается, горит, никто никого не слушает… Да хоть кто-нибудь сможет тут справиться?!

Клавдий набросал список компетентных людей, более-менее знающих специфику провинции: все прекрасные профессионалы. Но согласятся ли на такое назначение, ведь возглавить Инквизицию Ридны сейчас — почти самоубийство? Надо правильно составить рекомендации, подобрать слова… Поддержать своими людьми на месте, причем так, чтобы Совет за них проголосовал…

Да ведь они не станут меня слушать, подумал Клавдий. Я буду мертв, что помешает им поступить наоборот? И какие «свои люди» понадобятся мне после смерти? Я ничего не оставляю по себе. Никого и ничего.

Эгле охрипла, ее руки тряслись, она чувствовала взгляд Ивги. То, что происходило, было неправильно, нелепо, Эгле не могла поверить, что все так закончится. Безумная надежда, сумасшедшая поездка, озверевшие люди, горящий лес — все это не могло быть напрасным, интуиция Эгле протестовала, орала в голос: не может быть! Эйфория, головокружение, видения из будущего, накрывшие ее в машине на обратном пути, новый мир, жизнь, Мартин, любовь — это не могло быть иллюзией. Эгле отказывалась верить.

Она сидела на полу, замерев, глядя на Мартина. Ивга отвела взгляд — она все знала наперед, оказывается. Эгле зря ее не послушала; в мире, где есть «Новая Инквизиция», чистых обрядов не осталось. Эгле закрыла лицо руками…

И почуяла, что за спиной сидит ее смерть. Смотрит в затылок, будто раздумывая.

— Нет, — вырвалось у нее. — Еще пару минут! Пожалуйста…

До девочки начинало доходить. Сейчас она все поймет и выдаст эмоциональную свечку, и на этой свечке он ее срежет. Хотя милосерднее было бы не ждать и срезать ее сейчас, пока она не осознала поражения. Иначе — что ее ждет? Подвал, тюрьма? Казнь? Клавдия не будет рядом, никто не сможет ее защитить, а ведь он ее должник, он обязан о ней позаботиться. Как говорил когда-то Мартин, «Из любви я могу только убить ведьму быстро»?

— Нет, — сказала она, не оборачиваясь. — Еще пару минут… Пожалуйста.

Не на глазах же у Ивги, подумал Клавдий. Снова посмотрел на монитор.

Есть позиция в Однице. Об этом невозможно, мучительно думать, но кто-то должен быть там куратором. Если я предложу людей таким образом, чтобы голоса в Совете разделились, чтобы они искали компромисс, подумал Клавдий, чтобы каждый из них сражался за мой вариант — хотя бы по одной кандидатуре…

— Она не совершила никаких преступлений, — сказала Ивга. — Ты бы отпустил ее.

— Я никуда не пойду, — взвилась Эгле. — Куда мне идти?!

Она вела себя очень по-человечески, никогда раньше Клавдий не видел фантомного сознания такой силы.

— Сколько прошло, — он покосился на экран, — со времени инициации?

— Часов семь, — отозвалась Эгле, по-прежнему сидя на полу к нему спиной. — А надо двадцать четыре?

— По-разному, — Клавдий мельком взглянул на Ивгу. — Двадцать четыре — максимум.

— И я флаг-ведьма?

— Да.

— И когда фантомное сознание… закончится, я стану… как все они?!

— Да.

— Нет, — сказала Эгле.

По комнате прошелся ветер, и задрожали стекла, закачались рамки на стенах. Подпрыгнула фотография Мартина на каминной полке. Тяжело качнулась люстра; Эгле, сжав кулаки, не давала волю своему гневу, а если бы отпустила себя — все в этом доме пошло бы кувырком.

— Эгле, не надо, — тихо сказал Клавдий.

Ветер утих. Эгле вцепилась себе в волосы:

— Не понимаю. Все было так… Убедительно. Совсем не похоже на… то, что старуха предлагала в ангаре. Песня… многоголосье. Эхо. Все так… правильно. Исторически… достоверно.

Ивга зажмурилась с колоссальным отчаянием на лице.

— Клавдий, — сказала Эгле, глядя на нее. — Это мое решение, я это сделала, хотя Ивга была против… Я взрослый дееспособный человек, я этого хотела — я это получила, но это моя ошибка. А не чья-то.

— Она меня спасла, — хрипло сказала Ивга. — Сняла с костра. В последний момент.

— Спасибо, Эгле, — после паузы сказал Клавдий.