Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт [СИ]

Наконец аплодисменты стали стихать, и господа садились в свои кресла и на свои лавки. А после того, как снова взревели трубы и установилась тишина, секретарь продолжил с новым низким поклоном:

— С замиранием сердца ждем вашего ответа, кавалер. Ежели вам нужно на раздумье время, то мы будем и дальше ждать.

Тут к нему склонился бургомистр и зашептал:

— Сия должность в мирное время вас ко многому не обяжет. Капитаны у нас дело свое знают, вы же объясните им, как устроить городское войско лучше, чтобы было как ваше, и будете про то спрашивать с них. А коли война случится, так уж только тогда будете командовать как должно.

Но Волков не торопился соглашаться.

— А должность дает содержание сто двадцать талеров в год, — продолжал бургомистр.

Ну, это уже стоило того, чтобы хотя бы подумать.

— Город оплачивает кров, можете снять любой дом, все расходы понесет город, также вам полагается две перины, двенадцать простыней, шесть скатертей, двенадцать полотенец, двадцать четыре салфетки, двенадцать возов дров. И главное, сей чин дает вам место и голос в совете города. А командовать вами может только майор. То есть первый консул города. То есть я. И все, более начальников над вами не будет.

Волков все еще не решался. Не хотел он так сразу, не подумав и не взвесив все, соглашаться, даже на почетную должность. Но он взглянул на епископа. И увидал, как старый и хитрый поп сделал всего одно движение. Отец Теодор всего-навсего коротко кивнул ему: соглашайся, сын мой.

«Навести порядок в городском ополчении? Ну, сие несложно, надо это дело просто поручить Брюнхвальду, за небольшую долю из жалования. Уж Карл и его сержанты порядок тут наведут. Замордуют быстро городских пузанов так, что те плакать будут. В этом сомнений нет. Посмотреть и проверить арсенал он сможет сам, проверить пушечный парк сможет Пруфф. А вот место в совете города — это большая удача. То не каждому предложат, епископ прав, нужно соглашаться».

Он встал, и в ратуше повисла тишина, он оглядел зал и заговорил так, чтобы слышно было везде:

— Чин такой для всякого великая честь, и для меня тоже; надеюсь, что оправдаю доверие консулата и совета честного города Малена.

Зал взорвался аплодисментами и радостными криками. И ему снова и снова пришлось кланяться.

И все было прекрасно, да тут он поглядел на жену, а та бела, как полотно.

— Что с вами, госпожа моя?

— Что-то тут душно, — вяло отвечала госпожа Эшбахт.

Да, в ратуше было много народа и горели камины.

— Выпейте вина, госпожа моя.

— Не хочу вина.

— Может, пива?

— Кислой воды велите подать.

Волков подзывает одного из слуг:

— Принеси воды с лимоном или с уксусом.

Сам он сел и, взяв с блюда отличную котлету из ребер ягненка, предложил ее жене:

— Может, желаете котлету?

— Ах, уберите ее от меня, этой вони бараньей даже слышать не могу, — кривилась Элеонора Августа.

— Ну, потерпите тогда, слышал я, что будет жаркое, телята на вертелах.

— Ах, не хочу я ничего такого, — морщилась госпожа Эшбахт. — Хочу чего-нибудь свежего и холодного.

И она при том снова начала отламывать куски от хлеба.

И тут в который раз зазвенели трубы, двери ратуши распахнулись, и вошла делегация горожан. Впереди шел важный седой господин с большим пузом, он нес перед собой подушку, на которой стояла шкатулка хорошей работы. Он остановился прямо напротив Волкова и закричал зычно, на весь зал ратуши:

— Коммуна Заячьей улицы, с прилегающими проулками и с площадью святого Андрея, просит вас, кавалер, за дела ваши славные, за победы великие принять в дар шкатулку с перцами. С красным и черным.

К нему подлетел молодой человек и открыл крышку шкатулки. Пузатый господин повернулся налево, затем направо, чтобы все видели, что шкатулка, разделенная на две части, доверху наполнена красным и черным перцем, и уже потом поднес ее ближе к столу, за которым сидел Волков.

Кавалер встал и поклонился:

— Благодарю вашу коммуну, я люблю перец. Видно, не зря я бил горных собак.

В зале засмеялись.

Шкатулка была бережно водружена на стол, что был до сих пор пуст. Теперь предназначение стола стало ясным. И кавалер понял, что не для одной шкатулки тут поставили целый стол. И оказался прав.

За пузатым представителем коммуны Заячьей улицы шли следующие дарители. Эта делегация была явно богаче первой.

— Гильдия мукомолов и мельничных мастеров, — гордо представился седой господин в большом и красивом берете. — Дозвольте, Рыцарь Божий, преподнести вам подарок от нашей гильдии, уж всех вы нас порадовали делом последним своим. Ответили за все наши обиды и унижения.

Он стянул покрывало с рук юноши, что стоял за ним.

— Прошу принять от нас четыре меха черного соболя!

По залу прокатился удивленный гул. Соболь считался мехом королевским. Конечно, четырех соболей и на четверть шубы не хватило бы, но все равно подарок был очень дорогой, очень.

Волков снова вставал, снова кланялся, снова говорил слова благодарности.

А когда взглянул на жену, чтобы сказать ей, что этими соболями можно оторочить ей шубу, то увидал лицо совсем белое.

— Госпожа моя, — с волнением заговорил он, — что с вами?

— Душно мне, — отвечала она с раздражением.

— Вот же вода кислая, как вы хотели.

— Я хотела с лимоном, мне же принесли с укусом, да еще и теплую, — она опять морщилась. — Мутит меня, велите убрать отсюда эти котлеты.

Волков дал знак слуге, и тот убрал блюдо с его стола. А к нему уже шла новая делегация из шести человек. И делегация та была совсем не бедная, судя по их одеждам. Как же Волков был удивлен, когда узнал, что это…

— Гильдия золотарей и старьевщиков просит вас, достославный рыцарь Фолькоф, не отказать в милости и принять от нас в дар шкатулку, в коей лежит двадцать пять талеров серебром.

— Благодарю вас, — с удивлением отвечал он, вставая. — Ваши деньги будут мне очень кстати.

А Элеонора Августа касается его руки, и когда он глядит на нее, произносит едва не со стоном:

— Мутит меня, нужно бы мне прилечь. Вернемся к епископу в дом.

— Сие невозможно, госпожа моя, — отвечает Волков. — Люди еще, кажется, будут ко мне.

Но видя ее жалкий вид и ее бледность, он находит глазами Увальня, делает ему знак, зовет к себе.

Увалень, пока не пошла новая делегация, приходит к нему, захватив с собой и Максимилиана.

— Госпоже дурно, выведите ее на улицу; коли нужно будет, так сажайте в карету и пусть едет в дом епископа, — распорядился кавалер.

Максимилиан и Александр вежливо и бережно вывели Элеонору Августу из зала, а епископ наклонился через ее опустевшее кресло и произнес:

— Монахиня моя сказала мне, что ваша жена обременена.

— Кажется, — неуверенно и с надеждой произнес кавалер.