Павел Иванов - Безумная кошатница [СИ]

Но ездим к ней, все-равно, частенько — поводы она находит постоянно…

— Но, если она так плохо себя чувствует, может быть её лучше было бы забрать в бараки и полечить? — непонимающе спросила Лика.

Чао покачал головой. — Во-первых, никуда она не поедет, даже если с ней действительно что-то случится — она же не оставит своих кошечек. А во-вторых, здоровье у неё такое, о каком в её возрасте можно только мечтать. Всё дело в том, что дефицит общения, по-видимому, её кошки, все-таки, восполнить не могут, вот она и ищет повода, чтобы вызвать нас — привлечь внимание, сочувствие соседей и все такое… По большому счету, все, что ей надо — пожаловаться на судьбу, и чтобы её выслушали и посочувствовали. Вот и катаемся… Правда, братья особо не возражают — им больше нравится по полдня проводить в Гольденшире, чем мотаться по Буреграду. А старуха и яблочек с собой на дорогу всегда даст, и таверна тут неподалеку имеется. Так что для них это что-то вроде законного выходного.

Брат Склиф, правда, давно их раскусил, и даже пытался заставить укладываться в установленные сроки, но, после того, как те раз уехали, не дослушав Донни, она написала такую кучу жалоб, что, в итоге, ему пришлось махнуть на все лапой.

Лика слушала, не веря своим ушам. Она-то думала, что на этот раз едет в Голденшир с настоящей целительской миссией, а получалось, что ей предстоит очередное поручение из серии тех, что ей приходилось выполнять по просьбам крестьян. Вот уж, действительно, большая деревня…

Она вспомнила про целительниц и ей стало неловко, что она оставила их одних.

Вернувшись в телегу, она обнаружила, что, в полном соответствии с предсказанием пандарена, обе её новые знакомые уже не ругались, а вполне мирно и увлеченно беседовали, сидя рядом друг с дружкой и вместе листая какой-то яркий глянцевый журнал.

С обложки журнала, сверкая ослепительной улыбкой, на неё глядела какая-то эльфийка с невообразимой копной волос и ярким макияжем.

— Крем для ухода за корой… — донеслось до неё.

— А для чешуи такой подойдёт, интересно?

— Я бы советовала тебе вот эту маску с флавоноидами… С экстрактом фьярнскаггла и магорозы…

— Ой, смотри, смотри, какой классный лак для когтей!

— Вообще-то, тут написано — для корней!

— Ну… Туда тоже можно!

— Изумительный цвет у этой помады… Было бы мне, куда её наносить! Тебе вот хорошо с твоей-то пастью…

— Ага, а ты хоть представляешь, сколько мне её нужно?! А у тебя зато такая классная крона, прям — ммм! Хочу себе такую!

— Ой, духи «Сурамарская чаровница»! Я помню, папа дарил маме такие… Правда, они стоят как пол-Буреграда…

Лика смущенно кашлянула.

Крокодильчик выглянула из-за журнала. — Привет! А мы и не заметили, как ты исчезла!

— Хочешь полистать? — смущенно спросило деревце, протягивая ей журнал.

— Спасибо, — поблагодарила Лика, принимая журнал. Она рассеянно развернула его, пробежавшись взглядом по причудливым прическам, изображенных на его страницах, и, внезапно, что-то вспомнив, спросила: — Девочки, а что такое дрянейская эпиляция?

Деревце и крокодил недоуменно переглянулись.

— Что-то, связанное с дренеями? — предположила Темперенс.

— Но точно не с крокодилами! — заметила Крокки.

Лика вздохнула. Видимо, это так и останется для неё тайной.

Она хотела было спросить что-то еще, но, в этот момент Атуин резко затормозил, и она едва не упала, налетев на Крокки.

— Чао! — возмутилась леди Темперенс. — Ты не мог бы останавливать машину чуть более плавно?

— Вот именно! Не бревна везешь ведь! Ничего личного, подруга, — невинно добавила Крокки, взглянув на деревце.

Отдернув полог навеса, Лика обнаружила, что Атуин остановился на перекрестке, между кузницей с одной стороны и постоялым двором с другой.

У входа в таверну толпились люди.

Чао, уже вылезший из седла, извиняясь, помог выбраться ей и Темперенс. Крокодильчик выпрыгнула сама и в нетерпении била хвостом по земле.

— Ты же говорил, что Донни живет где-то на отшибе? — вспомнила Лика. — Почему мы остановились здесь?

— С вашего позволения, сестра, это я взял на себя смелость настоять на остановке, — подал голос рослый широкоплечий мужчина в металлической кирасе с королевской символикой.

Лика узнала брата Дугхана, по совместительству выполнявшего роль шерифа Гольденшира.

Лицо его, обычно невозмутимое и несколько скучающее, сейчас выглядело взволнованным. Брови были нахмурены, губы сжаты в полоску, под глазами залегли темные круги.

Чао встревоженно поглядел в сторону скопления людей у крыльца. — Что случилось, Дугхан? — спросил он. — Нам дали вызов к Донни Антании…

— Идемте, она здесь, — отрывисто кивнул Дугхан, уже устремляясь широким шагом в сторону таверны. Чао, помедлив секунду, двинулся следом, за ним уже во весь опор мчался крокодильчик. Лика оглянулась на Темперенс, которая тщательно поправляла крону.

— Идем, дорогая! — пропела она, и плавной невесомой походкой устремилась за провожатыми.

Люди расступались, освобождая им проход. Негромкий гул разговоров стихал, когда они проходили мимо. Лике показалось, что в этом молчании таится некая невысказанная угроза, хотя и не могла понять, с чем она связана.

Скрипучие деревянные ступеньки лестницы привели их на второй этаж, где в одной из гостевых комнат их встретили лысоватый мужчина средних лет в крестьянской одежде — Лика помнила его, это он давал ей поручение добывать плавники мурлоков, которое она отказалась выполнять; молодая золотоволосая женщина в белой блузке и длинной красной юбке и еще одна девушка с короткой стрижкой в зеленом платье. Её она помнила смутно — кажется, помощница трактирщика. Все они выглядели взволнованными, и в то же время подавленными.

— Мишель, Мелика, — пропыхтел Чао. — И ты здесь, Уильям! Что…

— Сюда, скорей! — перебила его женщина в белой блузке, которую, по-видимому, звали Мишель.

На вместительной двуспальной кровати слева от входа, под голубым балдахином лежала пожилая женщина. Её длинные, некогда рыжие, а теперь почти полностью седые волосы, спутанными, давно нечесаными прядями рассыпались по подушкам. Лицо её, не лишенное следов былой красоты, сейчас выглядело бледным, с желтоватым оттенком, словно было вылеплено из воска. Черты его заострились, впалые щёки и длинный нос усугубляли это впечатление. Затертая до дыр розовая кофта с засаленными обшлагами рукавов была измазана в крови, а сами рукава высоко закатаны. Худые жилистые руки, покоившиеся на одеяле, ниже локтей были обмотаны сероватыми обрывками грубой льняной ткани, сквозь которые проступали тёмно-красные пятна.

Женщина не смотрела на них, хотя её глаза были открыты — взгляд был устремлен куда-то поверх их голов, казалось, в некую, видимую только ей одной точку. Губы её слегка шевелились, словно она что-то бормотала себе под нос. В комнате пахло кошками.