Мэделин Ру - Восход теней [litres]

Вот они, верные ее сторонники – изголодавшиеся, изнуренные, гонимые отовсюду, из всех уголков Зандалара… Многие уже который день питались только похлебкой из голых костей да тонкими, как бумага, крыльями летучих мышей. Но ничего, их это не остановит. Голодное брюхо сделало их отважными до безрассудства, и это устраивало Апари как нельзя лучше. Вскоре к ней присоединится бледный всадник Натанос с его следопытами, вместе они составят план последнего, окончательного удара по Таланджи и ее распроклятому лоа, и на этот раз королеве-изменнице не спастись.

От гнева Укуса Вдовы взволнуются даже моря.

Хромая, Апари приблизилась к старому троллю в центре белого круга, а Тайо тем временем запалила восемь ритуальных факелов. Полыхнувшее пламя расцвело в сумраке, точно восемь бледных цветков, аромат благовоний смешался с кислым запахом пота, струившегося с тела благородного старика. Стиснув в ладони рукоять кинжала, Апари помедлила, гадая, что думает о ней жертва. И самого старика, и его семью она знала с давних-предавних времен, но это ровным счетом ничего не меняло. Когда-то Апари была так же богата и знатна, так же прекрасна, как младшая дочь старика, и считалась куда желаннее самой Таланджи. Ее волосы, заплетенные в затейливые косы, падая на плечо, серебрились, точно хрустально-чистые струи водопада, а среди прядей мерцали, поблескивали розовые цветы и бусины. Как часто генерал Джакра’зет восхвалял ее гладкую зеленую кожу и изящные руки!

– Ручки, созданные для танцев, – говорил он, поддразнивая ее, порхавшую по коридорам дворца.

Но все эти похвалы, эти гладкие, грациозные руки и пышные косы казались жестокой шуткой. Теперь она никогда не мыла серебристых волос, а глаза прятала под полумаской. Рана в ноге мокла, сочилась гноем, распространяя вокруг резкую вонь. Подобной заразы, не поддающейся ни колдовству, ни припаркам, в жизни не видела ни она, ни даже опытные лекари. Кое-кто из шаманов так прямо и говорил: ранено, дескать, не тело, а больше душа да разум, как будто в том, что рана не заживает, Апари виновата сама. Да, с тех пор, как весь ее мир разлетелся вдребезги, с тех пор, как у нее отняли будущее, а тело ее изувечили, прошло всего несколько месяцев, но эти месяцы стоили всей прежней жизни. Можно сказать, создали Апари заново. Теперь в ее жизни нет места ни играм, ни легкомыслию. Теперь вся ее жизнь – это Укус Вдовы, а единственная забота – наследие матери.

– Это тебе больше ни к чему, – сказала Апари, с трудом опустившись на колени и вытащив изо рта старика кляп.

Старик немедля разразился мольбами:

– К чему тебе это, к чему? Золота хочешь? Золота я тебе дам! Прошу тебя, Парри, прошу… я же знаю тебя! Это же я, Безиме! И ты… ты тоже должна меня помнить! Зачем все это, зачем? Я дам тебе все, чего только захочешь! Моя дочь вскоре вступает в брак, пощади же мою жизнь, позволь мне увидеть это!

– Ах, – с жестокой насмешкой откликнулась Апари, – так ты, значит, с дочерью расстаешься? Что ж, я буду к тебе милосердна. Оставь свое золото и посулы себе, жертва, только на вопли, гляди, не скупись!

С этим Апари подняла ритуальный кинжал и вонзила клинок в грудь старика, в самое сердце. Из раны брызнула кровь. Топливо. Колдовство не дается даром.

– Нав’рай… прости… меня…

Негромкий голос старика стих, глаза закатились под лоб, и топливо, необходимое для вызова бури, потекло, заструилось по высеченным в камне канавкам.

Боль разом забылась: нечто вроде разряда молнии заставило упруго вскочить на ноги. Созданные для танцев руки сами собой поднялись к луне, взволнованные вопли соратников пьянили не хуже магии крови.

– Сей струящейся, пенистой кровью призываем моря взбурлить! – прогремела Апари.

Тайо высоко вскинула над головой факел.

– Кровь, – загудел общий хор, едва пламя достигло зенита. – Кровь… Кровь… Кровь…

Достигшая вычерченного на камне знака, кровь с треском вспыхнула, земля вокруг Апари негромко загудела, замерцала во тьме.

– Ветром, веющим из сих мертвых легких призываем тучи вскипеть!

– Ветер… Ветер… Ветер…

– Кровь стань огнем, огонь ярко гори, мощь свою нам яви, небеса озари! – нараспев протянула Апари, крепко сжав кулаки.

Окружившие ее языки белого пламени помчались по углублениям в камне, добежали до белого символа и вернулись назад, к телу жертвы, распростертой посреди алтаря. Загоревшиеся одежды Апари съежились, ссохлись. Тайо вновь высоко подняла факел, голоса зазвучали вразброд, соратники повскакали с мест, залились хохотом, закружили друг дружку в пляске, а пламя разом угасло. Ветер унялся. Все вокруг стихло, но ненадолго – лишь до тех пор, пока пламя не вспыхнуло вновь – в сложенных горстью ладонях Апари.

Рокот, донесшийся издалека, с востока, возвестил об успехе. Вскоре небеса над берегом Зандалара затянут черные тучи, а внизу, в море, забушуют волны выше корабельных мачт.

Стоило сомкнуть ладони, магическая энергия зашипела, потускнела, угасла, и в эту минуту, пока ее мощь еще бурлила в жилах, а вокруг ликовали соратники, Апари, пусть ненадолго, вспомнила, что такое счастье.

Обугленное тело, недвижно лежавшее перед ней, сделалось всего-навсего поживой для стервятников.

Подошедшая Тайо озарила Апари светом факела и улыбкой, положила руку ей на плечо. Ее ликование оказалось много более сдержанным.

– Язма была бы горда.

Апари кивнула, провожая взглядом питомца, безучастно прогуливавшегося взад-вперед рядом с еще дымящимся трупом.

– Знаю.

Вздохнув, она щелкнула языком. Клещ, жужжа, взвился в воздух, описал дугу, приземлился на плечо хозяйки и слегка ущипнул ее за ухо.

– Терпение, малыш, – сказала Апари. – Не печалься. Когда изменники лягут мертвыми к нашим ногам, устроишь себе настоящий пир.

– Аллерия! Туралион… Вы что-нибудь выяснили?

Со свистом кружившийся в воздухе вихрь портала схлопнулся, сомкнулся, и на песок, навстречу соленым брызгам, шагнула Джайна Праудмур. Явилась она в страшной спешке, присланная королем Штормграда, обеспокоенным затянувшимся отсутствием Аллерии с Туралионом. Шли дни, а от этой пары все не было никаких вестей – ни намека на то, что след, ведущий к нагорью, принес хоть какие-нибудь плоды. Как Джайна ни уговаривала короля набраться терпения, никакие заверения, никакие доводы тревог его унять не смогли.

Распростертого на земле человека била неудержимая дрожь. Голову его окутало темное, мрачное облачко, а золотые оковы не позволяли сдвинуться с места.

Первым к Джайне повернулся Туралион. Стоило паладину отвлечься, блестящие цепи, притягивавшие человека к песку, исчезли с яркой вспышкой.

Свет и Тьма, действующие заодно, в полном согласии…