Мэделин Ру - Восход теней [litres]

Орчиха долго молчала, а затем что-то пробормотала – расслышать, что, Аллерии не удалось.

– Благодарю тебя. Позволишь задать тебе несколько вопросов?

– Спрашивай, – только и ответила орчиха.

И Туралион начал спрашивать. Спрашивать, спрашивать, спрашивать, и все об одном и том же. Вначале любезно, затем напрямик, затем – с нарастающим нетерпением. Посулил орчихе сопровождение, посулил даже право свободного прохода куда ей с семьей ни заблагорассудится… и все напрасно. Подозвав Сенн, Туралион велел ей принести матери-орчихе мерку вина и немного фруктов из отрядных запасов. Но орчиха упорно молчала, отказываясь отвечать даже на самые заурядные вопросы. Пила вино, жевала фрукты и смотрела на Туралиона так, будто он скудоумнее самого глупого кобольда. Придя в раздражение, Туралион напомнил ей, что едва она расскажет все ей известное, Альянс уйдет и прекратит докучать беженцам, но орчиха и на это только плечами пожала. Так прошел почти час, но дело не сдвинулось с места ни на шаг. Наконец Туралион, хрустнув коленями, поднялся и подошел к Аллерии. Казалось, за эти пять десятков минут он состарился на пять десятков лет.

– Пожалуй, моллюска из Темноводья и то проще разговорить.

– Вижу, вижу, – пробормотала Аллерия. – Что будем делать?

Что ей хотелось бы – нет, что тут надлежало сделать, – Аллерия знала точно, но ей нужно было услышать то же самое и от Туралиона. Туралион, взглянув на нее из-под полуопущенных ресниц, почесал небритый подбородок.

– Легко сказать «все, что ни потребуется», но вправду пойти на все не так просто?

– Туралион… Сколько еще часов мы потратим впустую? Она что-то знает, а ее упрямство лишь подтверждает это. Она молчит, так как понимает: заговорив, изобличит себя или кого-то из остальных, – сказала Аллерия, махнув рукой в сторону солдат, карауливших беженцев из Орды.

– Так можно же допросить остальных, – сбивчиво заговорил Туралион, – или…

– Или вырвать из нее нужные сведения, – откликнулась Аллерия. – Без проволочек.

Туралион вновь бросил на нее косой взгляд.

– Неужели мы вправду до этого докатились?

В иных обстоятельствах, под другой луной, его слова ранили бы Аллерию в самое сердце, но сейчас она отмахнулась от них, не колеблясь.

– Сестрица уже давно не сталкивалась с достойным противником, – прошептала она. – Ей всякий раз удавалось перехитрить, переиграть, обскакать нас, потому что ее не сковывает ни добро, ни зло. Она свободна – свободна, благодаря собственному стремлению добиться цели любой ценой!

– Уж не восхищение ли я только что слышал в твоем голосе?

Аллерия тяжко вздохнула.

– Нет, восхищаться в моей сестрице больше нечем. Будь она сейчас здесь, я наполняла бы ее голову жуткими видениями, пока не взорвется, не лопнет, будто гнойник.

Это решило дело. Туралион, отвернувшись, поплелся по склону к вершине холма.

– Значит, любой ценой, – сказал он.

– Любой ценой.

К тому времени, как оба вернулись в лагерь, беженцам выделили несколько лошадиных попон и краюх хлеба, однако солдаты по-прежнему держали их в плотном кольце. Яркое пламя факелов озаряло испуганные лица десятка беженцев. От всех десятерых густо несло запахом дыма пополам с вонью немытых тел, но Аллерия, подавив жалость, подошла к матери-орчихе вплотную, угрожающе нависла над ней.

– Назовись, – велела она, сунув мальчишке-орку ломтик черного хлеба и отогнав его прочь.

Аптекарь-Отрекшийся поспешил к ним, принял из рук орчихи младенца, а мальчишку укрыл полой одежды.

– Хм, – только и ответила орчиха, поудобнее скрещивая под собой ноги.

– Ее зовут Говзис, – сообщил Туралион.

– Рассказывай все, что знаешь о темной следопытке, что недавно шла вместе с вами, – сказала Аллерия, чувствуя ток темной силы, хлынувшей от ступней к ладоням.

Бездна взывала к ней, подталкивая поскорее взяться за выведывание тайн, поскорей сунуть нос в чужое сознание, да не как-нибудь – с помощью Бездной же дарованной власти.

Говзис досадливо крякнула и отвела взгляд в сторону, но дрогнувшее колено выдало ее с головой.

– Зачем это мы могли бы понадобиться темной следопытке?

– Прекрасный вопрос, – подтвердила Аллерия. – Зачем вы ей понадобились? Где она сейчас? Отвечай, и мы отправимся своей дорогой.

Говзис вновь крякнула и сплюнула наземь, едва не угодив прямо в острый носок сапога Аллерии.

– Ответ неверный.

Направленная опытными руками и знанием о ее возможностях, Бездна проникла в сознание орчихи легко и охотно. Древние обладали умением свести любого с ума при помощи самой ничтожной мысли и извлечь из любого упрямца любые нужные сведения – правда, упрямцу это стоило страшных мук. Вот и Говзис схватилась за голову, ахнула, вытаращила глаза, вмиг засиявшие жутковатым светом.

– Придержи ее, – прошептала Аллерия.

Туралион, не прекословя, простер вперед руку в тяжелой латной перчатке. На запястьях и на щиколотках орчихи крепко сомкнулись лучащиеся Светом золотые оковы, а золотые цепи немедля притянули ее к земле.

Все вокруг разом исчезло, унеслось прочь. Оставшись в сознании орчихи, Аллерия принялась рыться в ее мыслях и воспоминаниях, словно в песке, и с каждой секундой мука, терзавшая мать двоих сыновей, становилась сильней и сильней.

«Такова уж цена, такова уж цена…»

Да, все это будет преследовать Аллерию до скончания века, но такова уж цена… Вот только чья это мысль? Ее собственная? А может, навеяна клокочущей внутри Бездной?

И тут внимание Аллерии привлекли мерцающие, точно угли, глаза – отчетливое воспоминание о бледнокожей женщине с вьющимися синими локонами и алыми цветами, вытатуированными вокруг глаз. О калдорай, поднятой из мертвых прикосновением сестры. После того, как сгорел Тельдрассил, погибли и защищавшие его следопыты-калдорай, но враг не оставил их в покое и после смерти.

Нет, их подняли из мертвых, призвав на службу чудовищу.

Орчиха завизжала, из глаз ее хлынули слезы, спина жутко выгнулась от раздирающей разум боли.

– Хватит! Хватит! Милосердия ради, оставьте ее! Я расскажу вам о темной следопытке. Да, я вместе со всеми дал клятву молчать – так уж она нам велела, но расскажу обо всем, что вы пожелаете знать!

Аллерия, пошатнувшись, подалась назад, оторвалась от страшного дела и от терзаемой мукой орчихи. Мало-помалу в глазах прояснилось, тьма отступила, участившееся дыхание выровнялось. От ладони, коснувшейся талии сзади, повеяло успокаивающим, уютным теплом. Туралион…

Переведя дух, Аллерия резко повернулась к бородачу-Отрекшемуся, прервавшему пытку.

Говзис обмякла, осела наземь. Подбежавший сынишка потянул ее за рукав.

– Она шла с нами меньше половины дня, неделю тому назад, – зачастил Отрекшийся, то и дело тревожно косясь на дрожащую всем телом орчиху. Младенец на его руках притих и засопел, уткнувшись носом мужчине под мышку. – Прошу, не мучь ее больше, я все скажу, все!