Анастасия Петрова - На пороге Будущего [СИ]

Пророческие видения посещали ее крайне редко. Бывало, она внезапно становилась невольной свидетельницей событий, происходящих в соседней комнате или за сотню километров и имеющих к ней непосредственное отношение. Она знала, что происходит с Халеном, как бы далеко он ни находился. А случалось, что по какому-то не понятному ей самой наитию она отдавала приказания либо запрещала что-то — и ближайшее будущее показывало, что она была права. Ее люди знали Евгению лучше нее самой. Она желала понимать причины своего поведения, им же это не требовалось — они просто верили.

И все же она оставалась человеком. Помимо сомнений философского толка ее одолевали естественные человеческие чувства: тоска по родным, зависть, злость, страх за близких. Отпустив мужа в очередную поездку, она порой с отчаянием думала, что ничем не сможет помочь, если с ним что-то случится в пути, — ее сила не действовала на расстоянии. Иногда ей снилась русская зима, и она просыпалась вся в слезах, готовая отдать свои способности за десять минут морозного снежного дня. Глупость и дурость людей порой приводили ее в ярость. И по-прежнему сильной, непреходящей, неменяющейся оставалась любовь к Халену. С годами они срослись будто бы не только душами, но и телами. Он был частью ее сердца, знакомый, родной и всегда притягательный. Как в день свадьбы, у Евгении холодело в груди, когда она слышала его голос. Хален был настолько близок, что она не могла его «видеть», как других людей. Но зато она его чувствовала. Смогла бы она прочитать его мысли? Возможно; но она никогда не пыталась этого сделать. Он был мужчина и царь, и только с ним ей удавалось быть слабой женщиной, — а ведь даже царице хочется ощутить себя слабой рядом с мужчиной, который защитит и поможет!

Со дня прихода олуди Евгении прошло три года. Опять настала зима, сухая и теплая. Дожди шли редко. Крестьяне в селениях собирали оливки, делали масло, а города пропахли дымом от многочисленных жаровен, печей и костров.

Через несколько дней Хален отправлялся на западную границу, где уже больше трех месяцев находился Амарх Хиссан. Его отец царь Джаваль прислал письмо, в котором просил племянника воздействовать на Амарха. Наследника матакрусского царя ждали многочисленные дела на родине, и его любовь к кочевой жизни раздражала отца. У Джаваля не было других детей, и он не желал рисковать единственным наследником даже в вялотекущей войне с дикарями. Хален только и ждал подобного предлога, чтобы выехать к Фараде. Его, как и кузена, манил лес, а больше того — мужское общество. Жена не стала ему перечить, хотя прекрасно понимала, что не родственные узы и не чувство долга влекут его на границу, а мальчишеская страсть к трудностям солдатской жизни.

Но до отъезда было еще два дня, а сегодня царская чета отправилась на скачки. Хален покинул замок раньше — собирался заехать по пути в Дом провинций.

Одетая в черное с серебром платье, Евгения оглядывалась в поисках Пеликена. Она нашла его в конюшне, где он проводил экскурсию для матакрусского посланника, привезшего письмо Джаваля. Его звонкий голос доносился из глубины помещения.

— Вот этого красавца прислал ваш правитель на свадьбу нашего государя. А этот стоял в конюшне богатого торговца. Венгесе увидел его на скачках, где он взял второй приз, и заключил с хозяином пари, что в следующий раз он придет третьим. А скакун пришел первым, и Венгесе отдал купцу пятьсот росит. Недурное пари, хотел бы и я так шикануть, но государь одаривает меня больше вниманием, чем деньгами. А затем конь раз за разом приходил первым, и Венгесе поспорил с хозяином, что на следующих скачках он не выиграет. В случае проигрыша он обещал перековать коня и заплатить за достойную его красоты амуницию. Но он выиграл пари, и купцу пришлось расстаться с красавцем. Правда, за амуницию все равно платил Венгесе… А эта кобыла из Шедиза. Царь Красного дома прислал ее в ответ на дары моего господина. Да, он высоко себя несет, этот царь, но его время прошло, и в Красном доме распри. Придет день… но об этом только шепотом и не здесь.

— Пеликен, нам пора! — позвала Евгения.

— Иду, — тут же откликнулся он.

Она невольно улыбнулась. Как обычно, выходя в свет, Пеликен навесил на себя килограмм золотых украшений. Толстые цепи и широкие браслеты звенели и стучали поверх строгого кожаного мундира, а на растопыренных пальцах переливались кольца с разноцветными камнями. Длинные черные волосы падали на плечи завитыми локонами, подбородок и верхняя губа были тщательно выбриты.

— Ты похож на куклу из тех, что маленькие девочки причесывают и наряжают в своих детских комнатах, — сказала она.

Он хмыкнул, покосился на нее, хотел смолчать, но все же не удержался:

— Видела бы ты, какую куколку я раздел вчера вечером…

— Ох, Пеликен, когда-нибудь мужья твоих куколок поймают тебя в темной подворотне и все тебе припомнят!

Он лишь пожал плечами. Слухов о его похождениях было так много, что их не стесняясь обсуждали даже в покоях Сериады. Удивительно, но до сих пор все приключения сходили Пеликену с рук, и это притом, что в числе его жертв называли весьма известных особ.

Он подсадил Евгению и Эвру в карету, сам сел напротив. Глядя на его сытое холеное лицо, на которое занавесь окна бросала розовый отсвет, Евгения спросила:

— Почему ты не женишься? Тебе ведь уже двадцать шесть.

— Если я женюсь, госпожа, мне придется оставить тебя, — ответил он серьезно.

— А если не женишься, еще через пару лет на тебя будут показывать пальцем, и уже ни один приличный человек не захочет отдать тебе свою дочь.

Пеликен усмехнулся.

— Это меня мало волнует. Все, что мне нужно, — защищать тебя и служить Халену. Ну, и видеть рядом побольше новых красивых женских лиц.

— Вас, неженатых, в гвардии осталось всего двое, ты и Венгесе, — сказала она задумчиво. — А ему ведь уже под сорок… Ему тоже служба дороже личного счастья?

— Наверное. Мы, гвардейцы, не знаем, о чем думает командир. Он замкнутый человек и ни с кем не делится мыслями.

Ипподром располагался за городом неподалеку от замка. По старому закону вблизи городских стен нельзя было возводить каменные здания, а только деревянные, чтобы сжечь их в случае осады. Евгения бывала в других городах и везде видела одно и то же: каждое крупное поселение Ианты окружали высокие стены с башнями и металлическими воротами. Люди до сих пор не забыли о войне. Управители городов строго следили за тем, чтобы их обороноспособность сохранялась, как если бы в любой момент прямо под стеной могло начаться сражение. Поэтому и громада ипподрома отстояла от Киары километра на полтора.

Появился Хален, еще через несколько минут подъехал экипаж Сериады, и вся семья в сопровождении многочисленной свиты степенно вошла под арку.