Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

Последующие события смешались в одно липкое тревожное воспоминание. Выяснилось, что Януш записки мне не оставлял, а капитан даже не подумал послать за мной стражников. Больную девочку я отвез в приют к отцу Георгу, где ей найдут лекаря и позаботятся, пока ее отец будет просыхать в тюрьме. Я заполнял бесконечные бумаги, до хрипа ругался с капитаном, который наотрез отказался содействовать, вынудив меня пойти на крайние меры. Покушение на представителя Святой Инквизиции — серьезное преступление против веры, и воягу это не сойдет с рук. К сожалению, оба нападавших были мертвы, поэтому свидетельства причастности к этому вояга Наварро было лишь мое слово. Но сторож с уцелевшего склада уже катался по полу камеры и голосил от боли, умоляя дать ему опиум. Так что завтра я получу основания для ареста, даже если для его произведения придется вызвать папскую гвардию.

Домой ехать не хотелось совершенно, поэтому я отправился к отцу Георгу в церковь. Своих жестоких спасителей я не видел, но почти физически чувствовал на себе пристальный прищур худого. Старая скромная церквушка была уже пустой, но священник почти никогда ее не покидал, оставаясь даже ночевать при ней.

— Кысей, мальчик мой, как же я за тебя испугался, — в глазах старика застыла тревога. Он благословил меня священным символом и обнял, невзирая на заляпанную кровью одежду.

— Что с девочкой, святой отец? — спросил я, тревожась за судьбу маленькой страдалицы.

— Воспаление легких, — церковник тяжело сел на скамью и похлопал рядом, приглашая меня присесть рядом. — Еще сильное истощение, но с божьей милостью она поправится. Не тревожься, Кысей.

В церкви в столь поздний час уже никого не было, ночная тишина нарушалась лишь потрескиванием горящих свечей. Я сел рядом и прикрыл глаза, наслаждаясь умиротворяющим запахом ладана и воска. Горло до сих пор горело болью.

— Я знаю, тебе сейчас очень тяжело. Убить человека, даже защищаясь, всегда тяжело. Особенно тяжело принять последствия, муки раскаяния еще долго…

— Я не убивал их, — хрипло оборвал я отца Георга, не открывая глаз.

— Как так? Ведь мне сказали, что ты… Я не понимаю, Кысей.

— Их убил не я. Как же это унизительно, отец Георг! Так мерзко я себя еще не чувствовал. Их убили на моих глазах, другие головорезы.

— Откуда они там взялись? — в голосе старика сквозило недоумение.

— Их наняли. Следить за мной. Защищать меня. Они и сейчас наверняка околачиваются где-нибудь поблизости, — я открыл глаза, чувствуя безмерную усталость и желая лечь и умереть прямо здесь.

— Ты верно что-то путаешь. Разве стал бы кто-нибудь… Это ведь дорого…

Я невольно сглотнул, когда представил, как Лидия будет донимать меня.

— У госпожи Хризштайн дорогие прихоти. Как она говорит — не привыкла себе в чем-нибудь отказывать. С чего бы ей не потратиться на очередной каприз, желая заполучить меня любой ценой?

Отец Георг казался очень встревоженным.

— Подожди, я не понимаю. Ты хочешь сказать, что головорезов наняла госпожа Хризштайн? Тех, что тебя спасли?

— Да, почти наверняка это была она! — я стукнул кулаком по скамье, боль в руке отрезвила, и я виновато покачал головой. — Простите, святой отец, я устал и плохо соображаю. Пойду уже.

— Нет, — отец Георг решительно встал и похлопал меня по плечу. — Тебе далеко добираться. Переночуй в приюте. Я попрошу сестру Ангелину постелить тебе во флигеле. Утром поговорим.

Я покорно поплелся за стариком, пытаясь разобраться в ощущениях. Я злился на Лидию, сильно злился. Из-за ее бесцеремонности, из-за того, что она влезла в мои дела, злился из-за собственной беспомощности и глупости, что так просто попался в незатейливую ловушку. Еще было до крайности унизительно чувствовать себя игрушкой, которую своенравная девчонка решила во что бы то ни стало заполучить, а поэтому ревниво оберегает от чужих посягательств. И все-таки, в глубине души я тихо радовался тому, что жив, и что Лидия на моей стороне в этой грязной опиумной войне. Пусть из-за своих корыстных и порочных мотивов, но со мной. От этого на душе становилось чуть теплее.

Глава 5. Хризокола

— Расскажите, умираю от любопытства… — я несла что попало, лишь бы утащить профессора подальше от красавчика. — А еще всегда хотела узнать, правда ли, что про вас говорят, что вы вылечили безумца, который убил своих родителей?

Я не отводила взгляда от книги в руках профессора. Не узнать ее было невозможно — та самая, что лежала на столе в кабинете профессора Грано. Дорогой переплет, костяные пластинки с изящной резьбой, инкрустацией и чеканными уголками из потемневшего серебра, фигурная застежка в виде святого символа. Профессор казался всерьез расстроенным, как будто мои слова про инквизитора шокировали его до глубины души. Неужели он настолько старомоден?

— Да, это мой слуга Лука… — растерянно пробормотал мужчина, поправляя очки и еще сильнее прижимая фолиант к груди. — Он полностью оправился и теперь со мной…

— Простите, — сказала я, указывая на книгу. — Мне кажется, что я видела эту книгу. Да, точно, в кабинете профессора Грано. Какая трагедия! Как же он мог… — я болтала и болтала, не закрывая рта, но внимательно наблюдая за реакцией профессора. Он не казался смущенным, не выглядел виноватым или испуганным, всего лишь легкая растерянность и огорчение.

— Да, я взял на себя смелость забрать ее из кабинета. Профессор давно пообещал ее мне, да все как-то недосуг было. А теперь…

— Профессор Камилли, вы же душевед, — я склонилась к нему ближе, перейдя на доверительный шепот. — С вашей профессиональной точки зрения, неужели он действительно убил себя? Неужели трагедию нельзя было предотвратить?

Профессор задумался, остановившись напротив лекционного зала, из которого уже выглядывали нетерпеливые студиозусы.

— Госпожа Хризштайн, душевные переживания — слишком тонкая материя, чтобы иметь однозначное объяснение. А уж поставить диагноз по одному разговору не под силу даже вашему покорному слуге, — он грустно улыбнулся. — Вот видите, насколько я ошибся в господине инквизиторе, а ведь имел глупость пригласить его на ужин сегодня.

— Профессор, мне так жаль, — потупилась я, мысленно потирая руки от радости. — Даже не знаю, как можно загладить свою невольную вину перед вами. Могу ли я разделить с вами трапезу или это слишком бесцеремонно с моей стороны? Откровенно говоря, я просто восхищена тем, как вы управляетесь со слугами. Так хочется посмотреть на них вблизи, насладиться их безупречной вышколенностью. Стыдно признаться, но я завидую вам самым позорным образом. Моя служанка Пиона совершенно невозможна, глупа, упряма, своевольна… Умоляю вас, поведайте мне секрет своего обращения со слугами…