Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

Обычно этот жест неплохо действовал на мужчин, по крайней мере рассеивая их внимание и делая более податливыми, однако профессор остался безучастен. Он лишь задумался ненадолго, потом покачал головой:

— Боюсь, я вряд ли чем-нибудь могу вам помочь, госпожа Хризштайн, — его тон был холоден. — Это неэтично — использовать своих пациентов и вынуждать их к чему-либо. Я слишком дорожу своей репутацией, чтобы…

— Что вы, профессор, — торопливо перебила я его, опять ненароком сдвигая с места песочницу и отвлекая его внимание. — Вы меня не так поняли, я ни в коем случае не имела ничего дурного в виду. Простите меня, умоляю, простите. Просто вдруг подумалось, может вы знаете кого-то, кто желает купить землю… Вот вы же решили бросить столицу и престижное место профессора в столичной Академии ради… ради науки.

Я придала последним словам вопросительный оттенок и потупилась. Однако профессор проигнорировал невысказанный вопрос, раздраженно поправил песочницу и встал. Фолиант профессора Грано он аккуратно спрятал в ящик стола и запер на ключ. Мне невольно подумалось, что возможно, он, как и профессор Грано, хранит все свое состояние в книгах.

— Я думаю, ужин уже подали. Пройдемте, госпожа Хризштайн.

Покидая кабинет, я еще раз окинула взглядом кабинет и подумала, что будь здесь Кысей, он бы уже просветил меня относительно истинной стоимости книг. Впрочем, ничто не помешает мне поинтересоваться у него, насколько ценно собрание изысканий Акватоса Квирского на верхней полке или вон та замечательная подборка старинных фолиантов автора Януша Младого. Хотя нет, пожалуй, у красавчика лучше не спрашивать. Иначе он может заподозрить неладное, когда эти книги таинственным образом будут украдены…

Ужин только убедил меня в том, что профессор не бедствует. Богатые не экономят на своих причудах. Молчаливый Лука, ни разу не поднявший взгляда, подал нежнейшую форель под миндальным соусом и отварные овощи к ней. Столовое серебро сверкало при свечах, поскольку профессор оказался довольно старомоден, не доверяя газовым светильникам. Красное вино Жаунеску вызвало у меня злую улыбку. От предложенного бокала я отказалась, чем неожиданно обрадовала профессора.

— Сейчас редко встретишь в молодых людях столь благоразумное отношение к выпивке, — похвалил меня профессор, ловко расправляясь с рыбой и не притрагиваясь к вину. — Но у вас совсем нет аппетита, как я вижу, а меня это огорчает. Надо беречь нервы смолоду, хорошо питаться, много гулять…

— Спасибо, — оборвала я тираду профессора, ковыряя форель и незлым тихим словом вспоминая Пиону с ее нотациями. — Все очень вкусно, просто я не очень люблю рыбу. А вот соус просто восхитителен, могу я просить вашего слугу раскрыть мне секрет его приготовления? Попробую заставить свою неумеху Пиону приготовить его к мясу…

Профессор самодовольно улыбнулся, и я поняла, что впредь следует играть только на его тщеславии и льстить, льстить, льстить…

— Секрет этого соуса мне открыл кардинал Яжвинский, когда… — профессор осекся и слегка нахмурился. — Я вам охотно его запишу.

— О, профессор, я буду вам премного благодарна. Но право, зачем вам тратить на это свое драгоценное время? У меня отличная память, и если Лука расскажет его прямо сейчас, уверяю вас, я запомню…

Кажется, профессор немного растерялся, вопросительно взглянул на своего слугу, но тот стоял неподвижно, почтительно потупив взор. Да что ж такое, неужели я не смогу разговорить этого истукана?

— Луке еще тяжело общаться с другими людьми, госпожа Хризштайн. Особенно с такой очаровательной молодой особой, как вы…

Я скромно потупилась, все больше и больше удивляясь.

— Вы заставляете меня краснеть. А ваш второй слуга, тот, что встретил нас? Какой-то он тоже молчаливый… Он показался мне таким… — я заколебалась, подбирая слова. — Таким опасным и одновременно послушным, словно сторожевой пес.

— Это мой охранник Фарид. Я спас его от безумия, давным-давно, — профессор просто сочился тщеславием. — Так что ничего удивительного, что теперь он следует за мной и предан, как пес…

— Охранник? — воскликнула я, в притворном испуге комкая в руках салфетку. — Помилуй Единый, профессор, вы меня пугаете! Зачем вам охранник? Неужели у вас могут быть недоброжелатели?

— Увы, госпожа Хризштайн, иногда безумцы могут быть опасны, и пара крепких рук мне не помешает…

— О, понимаю, — прошептала я завороженно, взирая на профессора с влюбленным видом. — Вы так самоотверженно трудитесь, я бы сказала, воюете с мраком безумия… О, профессор, вы — настоящий герой!

Теперь уже профессор в лживой скромности потупился, а я продолжила, пока он не успел опомниться.

— Я просто уверена, что и воспитанника вы спасли от чего-нибудь страшного, рискуя собственной жизнью. Кстати, а где он?

А вот тут профессор растерялся и занервничал.

— Алекс… он… Да, я взял его из приюта… У него очень печальная судьба. Да, печальная… Но я… Я уверен, что…

— А почему он не захотел с нами поужинать? — обиженно перебила я профессора.

— Алекс… Алекса нет дома. Да, он молод и дома не сидит… Ветер еще гуляет в голове, знаете ли…

Я наконец успокоилась, потому что профессор соврал. Мои вопросы об Алексе были для него неприятны и неожиданны. Странно, что профессор душеведения так плохо умел лгать. Хотя душеведением он занялся не так давно. И все же…

Я так задумалась, что непроизвольно взяла бокал и чуть было не сделала глоток. Лишь в последний момент запах вина привел меня в чувство, и я, чтобы скрыть неловкость, просто выпустила бокал из рук. Он упал на каменный пол и разлетелся вдребезги. Я ойкнула, пробормотала извинения и специально полезла помогать Луке собирать осколки, лишь бы скрыть свое замешательство.

— Ну что вы, госпожа Хризштайн, оставьте, не беспокойтесь. Лука все уберет… — профессор осекся, потому что я выпрямилась с порезанной рукой.

Реакция мужчины меня опять удивила — он побледнел, вскочил с места, схватил салфетку и бросился ко мне.

— Возьмите скорее, надо унять кровь! — профессор не просто протянул мне салфетку, а еще и принялся сам прижимать ее к месту пореза. Лука застыл, не отрывая от меня взгляда. Пустого, страшного, безумного взгляда, направленного на пятна крови на моем платье… Мне вдруг сделалось не по себе, я сочла за благо отвести от него глаза, покачнуться и театрально упасть на стул в притворном обмороке.

— Фарид! — заорал профессор в испуге. — Сюда, скорей!

Охранник появился практически мгновенно, как будто дежурил под дверью. Я наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Он влетел в комнату, зло взглянул на Луку, что застыл каменным изваянием, потом перевел взгляд на профессора. Мое бездыханное тело Фарид вниманием не удостоил.