Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

Узкая полоска на горизонте прочертила небосвод, заливая комнату тусклым серым светом. Пора. Я аккуратно освободилась из тяжелых объятий красавчика и повернулась к нему лицом. Не удержавшись от соблазна, все-таки провела рукой по его щеке и чувственным губам. Слишком красив, слишком наивен, слишком целомудрен для служителя Святого Престола… А еще он слишком быстро учится, и скоро будет совсем нелегко им манипулировать. Я прижалась к нему и поцеловала, стараясь не задеть прокушенную губу, затем скользнула рукой ниже, забираясь в брюки. Главное — не торопиться, чтобы не дать ему понять, что зыбкая граница сна уже нарушена…

Легкая тень пробежала по его лицу, и Кысей открыл глаза. Я затаила дыхание, но ни губ, ни рук не разомкнула, продолжая ласкать его. Он на секунду отстранился от меня, сонно вглядываясь в мое лицо, а потом вдруг шумно вдохнул и сам прижал меня к кровати, навалившись сверху. Его губы жадно впились в мои, а я застыла от нереальности происходящего. Как такое возможно? Я сплю и грежу его страстью? Или же он еще сам не очнулся ото сна?

— Зачем ты опять пришла?.. — неожиданно прошептал он, целуя меня в шею и вызывая сначала дикую вспышку ревности, а потом… Потом я поняла, что он тоже грезит обо мне… Значит, мой образ снился ему раньше, изводя его греховными желаниями. Я довольно улыбнулась, высвободила руку и обвила его шею, чувствуя каменную тяжесть его возбуждения. Теперь мне было плевать, сон это или явь, пусть даже меня и не существует вовсе, пусть даже я всего лишь его ночная фантазия…

Я прогнулась, стараясь расстегнуть на нем брюки и освободить нескромное сокровище, за которым слишком долго охотилась. То ли от моего прикосновения к горячей плоти, то ли от неловко задетой прокушенной губы, но Кысей вдруг дернулся, и сонный туман в его глазах рассеялся. Он перехватил мою руку и прижал ее к постели, нависая надо мной и пристально вглядываясь в глаза.

— Это не сон, — ошеломленно пробормотал он.

Однако я не собиралась так просто сдаваться и попыталась удержать добычу, сжав его бедра ногами и норовя опрокинуть на спину. Кысей отпрянул, выпутываясь из моих объятий и садясь на кровати.

— Ты пришла… вы… Вы пришли в себя? — его голос дрожал, а глаза были темнее ночи.

Я уже понимала, что он опять ускользнул из ловушки, но желание затмевало голос разума.

— Вернитесь в постель, — хрипло прорычала я и стукнула кулаком по подушке. — Сколько уже можно издеваться надо мной?

— Что?!? — задохнулся он, пытаясь застегнуть брюки. — Так это я издеваюсь? Как давно вы все вспомнили?

Он вгляделся в меня и побледнел.

— Господи! Да вы же притворялись все это время! Пока я с ума сходил от волнения за вас, вы… вы потешались, устраивая жестокие выходки…

В глазах потемнело от злости, я рванула к нему и схватила его за рубашку, пытаясь повалить на кровать. Он легко оттолкнул меня, и я упала обратно.

— Я бросил дознание, нянчась с вами… Смешно было, да? Господи, да вы же чуть не сделали из меня детского растлителя!..

Я оторопела настолько, что потеряла дар речи.

— Когда я лгал и осквернял святыню, чтобы защитить вас… Даже тогда я не чувствовал себя гаже, чем вчера, обуреваемый порочной похотью… — у него дрожали пальцы, он не мог застегнуть ремень на брюках, которые морщились предательским бугром. Кысей поднял на меня взгляд и тяжело сглотнул. — Похотью к ребенку, как я думал…

Я обнажила себе плечо и склонила голову набок.

— Что за глупости вы несете? Я не ребенок. Почему вы противитесь желанию? — я выразительно кивнула на его оттопыренные брюки и облизнула губы. — Идите ко мне, хватит уже мучить нас обоих…

Кысей прикрыл глаза и что-то прошептал. Я соскользнула с кровати, подошла к нему и упрямо потянула за пряжку ремня.

— Какая же вы дрянь. Убирайтесь отсюда! — он перехватил мою руку, заломил ее за спину и потащил меня к двери.

— А дневник был занятным…

Кысей замер, потом резко развернул меня к себе. Я широко ухмыльнулась ему в ответ.

— Забавно, что вы оставили его у себя. Тайком перечитывали, да? Я вот думаю, может, вас одолевали порочные желания вовсе не из-за меня? Может, вы тоскуете по суровой мужской ласке профессора? Вас заводят описания его любовных похождений?..

— Заткнитесь! — его глаза потемнели от злости, он замахнулся.

— Ударьте, если вам так хочется. Так будет даже лучше. Больше поверят, когда я обвиню вас в изнасиловании!

Я вырвалась из его рук и начала раздирать на себе рубашку. Он стоял, опустив руки и сжав их в кулаки. Желваки перекатывались на его скулах.

— Господи, да вы просто дрянной ребенок, жестокий и глупый. Ребенок, который даже не понимает, что причиняет боль другим…

— Красивый ребенок, которого вы вожделеете? — уточнила я, царапая себя.

— Нет, уродливый. Вы уродливое и мерзкое чудовище…

Я прижалась к нему, повиснув у него на шее.

— Сейчас я позову на помощь, и сбегутся ваши друзья… — зашептала я ему. — Что они подумают, застав меня в разорванной рубашке и в вашей постели? Кто же из нас окажется мерзким чудовищем, насильником, растлителем?..

Я провела ладонью по его щеке, он тяжело дышал, крылья его носа трепетали от гнева. Мне так хотелось получить его…

— Я же чувствую ваше желание… Не упрямьтесь, ну пожалуйста, — я почти умоляла. — Обещаю, что буду с вами ласкова…

Кысей почему-то вздрогнул от моих слов, прикрыл глаза и прошептал горько:

— Да простит мне Единый, — а потом схватил меня за волосы и повалил на кровать лицом вниз, крепко к ней прижав.

Не веря в удачу, я даже не сопротивлялась, лишь пробормотала растерянно:

— Однако… Не думала, что порочные фантазии профессора вас так вдохновят…

Он задрал на мне рубашку, и я услышала, как он расстегивает ремень на брюках.

— Осмелюсь заметить, что поза сзади не слишком удачна для первого раза… Вашего первого раза…

Кысей в ответ лишь засопел, а в следующую секунду я вскрикнула от боли, едва сдерживая злые слезы. Он наклонился ко мне и сказал:

— Если ведете себя, как ребенок, то не удивляйтесь, что с вами поступают, как с ребенком! Дрянным нашкодившим ребенком!..

Боль от ремня опять ожгла мне задницу. Я дернулась, но он придавил меня коленом.

— Не смейте!.. — я захлебнулась от обиды и унижения. — Вы не смеете!

— Если родители вас не пороли, то всегда можно наверстать упущенное, — зло выдохнул он, обрушивая очередной удар ремня.

Я закусила губу, чувствуя, как злость и боль затмевают разум.

— Бабка порола меня так часто, что мне не привыкать. Вам до нее далеко! — выкрикнула я.

— Заткнитесь! — еще один удар отозвался болью.

— Вам технику еще оттачивать и оттачивать! Ничего не умеете!

И снова удар. Я стиснула кулаки, ногти впились в кожу. Он не дождется моей слабости.