Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

– Ладно, давайте подберемся к балконам как можно ближе, не дав себя засечь. Надо, чтобы Кари с ходу смогла отдавать приказы. – Шпат ссутулился, как только снаружи прилетел очередной раскат грохота. Кари не встречалась с ним взглядом – знала, он размышляет о том, какие приказы она отдаст.

За овцу повесят так же, как за ягненка , – подумалось ей, – то бишь за воинство нечестивых чудищ, как за проклятые наваждения, расплата одна .

– Ща, пять секунд.

Она рискнула взглянуть на город, открыв разум видениям. Вспышкой мелькнул Священный холм, внизу загорелся Дол Блестки, а затем над Могильником встало ощущение образа огромной двери – но дверь загорожена. Приперта с другой стороны.

Присутствие Кари в духовном мире не прошло незамеченным. ПРЕДВЕСТНИЦА, – забил один голос. РАЗДЕЛЕНА, РАЗЛИЧНА! – зазвучал второй. Нечто снаружи, в фургоне, завизжало новорожденным бесом, зашлось лютым плачем пополам с истошной мольбой. А затем ближе всех явилась тень. То Черный Железный бог, в какой-то полсотне футов, сгустился на стержне огромного купола Морского привоза.

Он знает ее. Знает, кем ей должно быть.

Преображенной, преискаженной, объятой занебесным безумием.

Первосвященницей, темной владычицей, неуязвимой и бессмертной.

В видении веретенщики склоняются перед ней. Толпы людей, как скот гонимые на требные полы храма, падают на колени в любви к ней. Некоторые в исступлении экстаза добровольно бросаются на алтари, расшибают мозги о камни, предают свои души ей на пир. Она покидает храм на крыльях тьмы, ее ножик превращается в шпагу черного железа. Одной рукой она уничтожает армии алхимиков. По слову распадается темница, где пленена часть ее души, и, облаченная в броню божьей кости, она восстает над Священным холмом и рушит соборы ложных богов. Мраморным оползнем низвергаются они по склонам, а она призывает престол под стать своей божественной славе, дабы править ее городом вечно. Алхимики, стражники, бандиты Хейнрейла – все ее враги выволочены из их позорных укрывищ и принесены пред нею в жертву веретенщиками и жрецами в сутанах, и в крови их жизни она омывает ноги и…

Кари захлопнула дверь своего сознания. Шпат вдруг оказывается рядом, не дает ей упасть.

– Видение?

– Решила проверить Мирена. – Она набирает воздуху. Рыба – вперемешку с кровью и пылью. – Кажется, они уже у гробницы. Ой, е-мое. Один из них – из богов – заметил меня.

Онгент побледнел:

– Их восприимчивости хватило, чтобы тебя узнать?

Она кивнула.

– Бежим, – восклицает Шпат. – Лезем наверх!

К проходу, стремительней прежнего – в скрытности больше нет смысла. Шпат каменным пинком вышибает дверь. За ней другой круговой коридор. Стена по правую руку утыкана дверьми – но по левую сводчатые оконца выглядывают на привоз под ними. Неестественный звук – тысячи людей сдерживают всхлип, едино устрашенные. Кари пялится на море лиц. Всамделишность того, что грядет, железным ядром падает ей в живот – все эти тысячи умрут, стоит ей напортачить. Ответственность, моральная ноша замедляет, гнет к земле, а она не терпит промедлений.

В двухстах футах внизу на основание купола наползает черный поток. Веретенщики двинулись все до единого, скользя на перехват.

– Сюда, – крикнул Шпат. По скоплению людей пробежала зыбь замешательства – ширь купола усилила его голос. Кто-то наверняка подумал, что это попытка прорваться. Кари заметила алые всплески с чернотой, как распускающиеся цветы, и когда поняла, что это, ее едва не вырвало. Кто-то попытался бежать, а веретенщик потянулся и убил каждого, кто был рядом. Разорвал в одно мгновение.

Она побежала за Шпатом, ослепнув от слез. Онгент что-то кричит – наверно, заклинание. Перед ней оказываются ступеньки, она карабкается, как собака, на четвереньках. С высоты яруса Морской Привоз виделся будто сквозь грезы. Люди внизу – точки, издали все кажется искривленным.

Не оторвались. Веретенщики слишком близко. Пока лезут, они меняют форму, отпочковывают щупальца и краденые конечности, чтобы, когда надо, хвататься за сколы камня. Тварь из тьмы ползет на Кари, карабкается на отнятых ладошках тысячи детей и, приближаясь, выпускает ростки сотни глаз.

Надо лезть выше , думает она, но Шпат опережает. Указывает вверх. Там, еще в полсотне футов над ними, свисает Черный Железный колокол. Четыре ребра, как зубцы великаньей короны, отходят вверх на этом ярусе, поддерживают вершину купола. Она замечает две дверцы на концах этих ребер, по обеим сторонам срединного колокола. Есть небольшой карниз – не балкон, а приступочка, – обегает окружность купола от одной дверцы к другой. В камень вделаны железные поручни: можно слезть до самого пола, триста футов, и не упасть.

Надо забраться как можно выше, но где путь наверх?

Шпат поворачивается и пробивает стену насквозь. Они идут за ним.

Веретенщики сзади, призывают Кари вернуться и присоединиться к ним. Без амулета это фальшивая замануха – ее пожрут, выскоблят изнутри и наденут как маску. Им без надобности беречь ее душу, ритуал завершится и так.

Онгент показал на узкий лестничный колодец, шедший наверх. Должно быть, ход доступа к колоколу, подумала она, извиваясь в проеме. Онгент со стоном протиснулся следом. Шпату пришлось проломить часть перегородки, а за ней ступени еще у́же. Пока она лезет, слышит позади скрежет камня.

Лестница длится вечно. Света здесь нет, вообще никакого. Ничего не видно. Направляет ее лишь камень под ладонями и постоянно уплотняющийся изгиб ступеней. Позади трудно дышать Онгенту – слышно, как старик сипит и кашляет. Шпата совсем не слыхать. Слишком отстал и не доносится звук, твердит она себе, но никуда он не делся. Их не поймали.

Подъем стал механическим, даже исступленным. Она покидает тело. Заклинание Онгента, которым был вылечен Шпат, повторяется снова. Втроем, зависшие в пустоте, под ними город, над ними боги, крадут потустороннюю силу. Она уже наверняка докарабкалась, вылезла с этого света наружу. Или это какой-то трюк Черных Железных богов, иллюзия напоследок? Она представила бесконечную башню как черную нить, подымающуюся над Гвердоном века и лиги, и она обречена ползти по ней целую вечность.

Вверх, вверх и вверх.

Она уже перестала слышать и Онгента. Руки онемели, ноги сводит от напряжения. Слышно лишь собственные удары сердца и прерывистые вдохи.

И вверх.

Лестница совсем сузилась, с каждым шагом приходится вжиматься и выворачиваться.

И вверх.

Каждый миг несет ужас – именно на этом шагу ее схватят веретенщики. Фантомное чувство, как щупальце смыкается на лодыжке, готовое утянуть ее вниз.

И вверх – и дверь перед ней.

Ошарашенно она дергает ручку – не заперто. Дверь распахивается наружу, в мир пустоты. Она боком ступает на крошечный уступ, продвигаясь вправо. Каменный отросток подходит к гигантскому колоколу, висящему перед ней. Самый большой из Черных Железных богов, глава их кошмарного пантеона. В отличие от других виденных ею – в Нищем Праведнике, Святом Шторме и алхимических кузнях, – перековка не до конца стерла черты изначального создания. У него был лик, и она никогда в жизни не забудет, как он выглядел.