Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

Не знает ли стража, кто малюет послания? Набур знает об их важности с улицы Сострадания, после первой бомбы.

Язык Джери задвигался, пока мозг обрабатывал эту мысль:

– Эй, я был там по личным делам, а не охотился на воров. Профессор Онгент – мой друг, и это его дом взлетел на воздух. Кстати, какого черта он до сих пор за решеткой? Он-то тут пострадавший.

– По делу ведется следствие, – отрубил Набур. Очевидно, Келкин пока не сотворил здесь своего волшебства, и это раздосадовало Джери. Забуксовал старикан.

Набур перетасовал на столе бумаги.

– Ты заявляешь, будто ходил туда по личному делу.

– Ни хера не заявляю. А просто ходил. Или я арестован, о главный смотритель?

– …По личному делу, – повторил он. – Был ли там той ночью кто-нибудь из твоих недавних преследуемых?

Джери тщательно подбирал слова:

– Насколько я заметил, нет.

Набур придвинул к нему через стол бумагу. Листок густо покрывали строки, присущие правовому документу, а в углу стояли печати двух ведомств – личная печать Набура как смотрителя города и золотая печать главы парламентского правового комитета, господина Дроупа.

– Ты забрал двух воров из Палаты Закона. Мы решили, что они нужны нам. Это парламентское предписание о передаче.

Шпат и Кариллон. И никого из них на самом деле у меня нет.

– Божья хрень все это, Набур. Вы грубо попираете мои полномочия, и ради чего? Двух поганцев, которые ни черта не знают о бомбе.

– Не тебе вершить правосудие. Городской дозор желает допросить этих задержанных, и вы передадите их нашим надзирателям.

– Что, если я уже получил за них награду?

Набур фыркнул.

– Никто из них не представал перед судом. Если какой клиент выплатил награду и не предъявил обвинений – что ж, такой случай серьезно не вписывается в нормы, и об этом должно быть доложено. Ну так где они?

– Я буду бороться. Подам прошение магистрату.

– В самом деле? – Набур, казалось, неподдельно удивился. Затем улыбнулся. – У тебя и так осталось два дня, после чего тебе придется выдвинуть обвинения или отпустить их. Ты серьезно собираешься выложить это перед магистратом – рискнуть своей лицензией ловца воров – ради двух дней с двумя домушниками, которые, по твоим словам, ничего не знают?

Моя лицензия и так в пролете, если вскроется, что я продал задержанную, а та потом кинула через хер и меня, и Онгента и выкрала второго задержанного из моей в сраку долбанной тюрьмы.

Джери заставил себя ухмыльнуться.

– Я отстаиваю принципы. – Он отпихнул листок обратно. – Оставьте себе. Я подам на обжалование.

– Если окажется, что эти двое что-нибудь знают о взрыве в Палате Закона, я сочту тебя ответственным за все произошедшее после.

– Ага, ага.

Стук в дверь. Вошел молодой офицер в хрустящем морском мундире.

– Сэр, происшествие в бухте. Грузовое судно сорвалось с якоря и село на мель у Колокольной Скалы. – Офицер сглотнул. – Сэр, должно быть, оно перевозило оружие. Скала в огне, испарения уносит к берегу.

– Боги. – Набур встал, поколебался и снова сел. – Пошлите вестового в гильдию алхимиков и попросите о помощи. Нам придется… очистить гавань, верно? А насколько далеко к берегу их отнесло? И… были ли там какие-нибудь послания?

– Послания, сэр?

Ты боишься, что ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЁ , подумал Джери. Определенно, дозор не знал, что происходит.

– Еще что-нибудь? – спросил Джери.

Набур взглянул на него, будто не мог вспомнить, кто он такой.

– Нет, нет. Выметайся.

Джери не стал тянуть. Протолкался мимо образовавшейся давки гонцов и сотрудников стражи, мимо зевак, глазеющих на штормовые вихри над бухтой. Чернота грозовых туч смешивалась с тошнотворным горчично-желтым пятном, растекающимся за Колокольной Скалой. Если эти облака дойдут до берега, кто знает, сколько погибнет?

И сколько времени пройдет, прежде чем город узнает, что бедствие на море – это еще не все?

Дождь барабанил по крыше склада, как пальцы по гробовой доске изнутри. Мир похоронили под тучами заживо.

Крыс вывернулся из нычки для сна между ящиков и проскользнул к боковому входу. Дождь манил его. Он жаждал ощутить его кожей, чтобы скрытые потоки сбегали по морщинистым складкам, смывая со шкуры сажу и подвальную вонь. Дождь бывает только в надземном мире, в глубоких норах упырей он незнаком.

Его подельники в карауле почти все посапывали, кроме старого Кафстана, который не спал с тех пор, как погибли его сыновья. Он сидел, слепо уставившись на свои окровавленные кулаки. Старик избил до полусмерти одного обиралу, когда погромы добрались до Мясницкого ряда. У Крыса не находилось для него слов, лишь неуютная тишина. После смерти парней он чувствовал утрату, но для упырей это воспринимается ближе к голоду, чем к горю. Я бы съел их , хотелось сказать отцу, и мне бы понравилось. С виду у них хорошее мясо. Но он достаточно пожил на поверхности и понимал, что порой лучше промолчать.

Чародейка Мири ушла, и скатертью дорога. Баллоны с «Аммонита» отправились вместе с ней рано утром. Упыри не тяготятся раздумьями, тяготы идут от скорби, а упыри не скорбят. Не умеют. Как только разрисованная женщина вынесла мешок со склада, Крыс выбросил баллоны из головы. Мири не осталась поработать – вытаскивать товар с поврежденных складов. Упырьи жилы и мускулы не так легко натрудить, но, поворочав клети и тюки целый день, даже Крыс притомился, а Барсетка свернулась в гамаке где-то под стропилами. Несколько человек расселись вокруг, подремывали под дождь, рады отдохнуть под крышей. Рано или поздно Таммур опять позовет их нещадно вкалывать. Не все ящики еще вынесены. Херовая сторона членства в Братстве.

Он вышел на безлюдную улицу за Мясницким рядом и глубоко вдохнул. В воздухе сквозило что-то непривычное, шторм нагонял резкий, щипучий запах. Смердело алхимией. Он высунулся за угол склада и увидел поперек черного неба желтое пятно.

– Эй.

Невероятное чувство облегчения забурлило в нем, унося груз, который давил на него с самого Могильника. Резь химикалий скрывала ее запах. Поменялась одежда. Поменялось лицо – ныне рябое, словно в веснушках, и старше, чем полагалось. Даже голос слегка поменялся, будто звучало далекое-далекое эхо, но Кариллон он узнал.

И заметил кое-что еще.

Перед его взором Кари была перепачкана тьмой, как засохшей кровью. Он почувствовал, как твердеют пальцы, готовые выпустить когти. Рот непривычно скособочился, язык облизнул малознакомые зубы. Ее присутствие буквально переполошило Крыса, колдовской вихрь вокруг Кари ввергал в смятение, ошарашивал.

– Что ты такое? – четко выговорил он, пытаясь овладеть противоречивыми порывами. – Вижу… – Его подвела человечья речь, и он прошипел слово, которое слабо понимал и сам, на тайном языке упырей. Вступил новый страх – он больше не переживал, что Кариллон могла погибнуть, какая-то часть его затрепетала от знания, что она до сих пор жива.