Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

Некоторые, несмотря на заразу, были более-менее здоровыми. Их покрывала твердая шкура на второй стадии, но под ней жила практически невредимая плоть. Совсем как недавно у Шпата. Одного пузырька алкагеста с утра достаточно, чтобы задержать развитие болезни. Если повезет, так можно протянуть годы.

А другие уже на подходе. Третья или четвертая стадия. Шаркающие истуканы, хворь выела их внутренности, преобразовала кишки, легкие и сердце в камень. Они нуждались в алкагесте, просто чтобы шевелиться еще день-другой, иначе закостенеют совсем, и придется им жить лишь по чужой милости или уходить в ссылку на остров Статуй.

Напоследок болезнь играла с ними жестокую шутку – наделяла силой. Каменные люди по мере превращения в камень становятся все сильней и сильней. Сильнее некуда, вот только слепнут, глохнут, калечатся и не могут применить силу по назначению. Дредгер, владелец здешних цехов, запрягает их как тяжеловозов – таскать по докам огромные штабеля металлического лома. Они обходятся дешевле алхимтягачей или рэптекинов.

Один из серолицых вывалился из-под навеса прямо на пути у Шпата. Невидяще шаря, он ощупал его и что-то простонал. Членораздельно говорить у этого каменного мужчины – или женщины – уже не получалось, во рту словно дробился щебень. По жестам, однако, ясно и так. Каменный, как мог, вытянул руку и перевернул кисть, похожую на ласту. Его пальцы срослись вместе. Каменную ладонь прорезала глубокая трещина от железных цепей волокуш для отходов. В этой трещине он стискивал шприц с алкагестом.

Увечный каменный человек протягивал его Шпату.

– Хочешь, чтоб я тебя уколол? – спросил Шпат. Собственные пальцы медленны и жестки, нежданно занемела нога. Ему самому нужна доза, скорей, чем он надеялся. Отравление подстегнуло хворь, и яд до сих пор обжигает его вены.

Тот каменный человек беспомощно забурчал, сердясь. Опять простонал. Шпат сообразил, что каменный совершенно ослеп, глаза задвинуты коростой. Шпат взял алкагест и положил в карман на случай, если кто из рабочих прельстится своровать вторую дозу. Он мог бы уйти с флаконом сам – на ум пришла такая мысль, – но Братство так не поступает. Не обирай тех, кто в нужде, а помоги им, здесь мы все заодно – последнее, несомненно, правда. Как бы ему ни было худо, здесь, на площадке, у Шпата далеко не самое плачевное состояние.

Он обхватил одной рукой голову каменного человека и – как мог аккуратно – ковырнул камень над глазом, отщипывая. Он еще не отвердел, больше походя на эластичную корку с вкраплениями гладких чешуек. С каменного лица на Шпата уставился освобожденный глаз. Он расширился в ужасе – каменный человек не узнал встречного и теперь испугался, что тот отнимет алкагест.

– Ничего, ничего. – Шпат снова достал сосудик, с осторожностью проверяя, что это полный шприц алкагеста, а не образец с ядом. – Я тебя поправлю. – Он повернул голову каменного, отыскал глубокую щелочку и вогнал иголку на всю. У Шпата хватало сил гнуть железные прутья, но чтобы протолкнуть наконечник под кожу, ему пришлось поднапрячься.

Живительная боль алкагеста – вид с другого конца. Когда Шпат отдавал пустой флакон, у него тряслись руки. Сегодня, решил он, ему потребуется еще одна доза.

Другой каменный человек проскрипел что-то, возможно, «спасибо», но тут взвился рожок, объявляя пересменку. Каменные люди заковыляли прочь, дребезжа, шаркая и хромая – походкой пещерных сталагмитов, под тусклой завесой дождя.

Внучок Угрюмой работал в лаборатории на дальнем конце площадки, у самого моря. Шпат потопал через грязь к длинному, приземистому сооружению.

Небо над водой, несмотря на шторм, окрасилось желтизной. Горчичное облако поднималось от островка посреди гавани. Колокольная Скала. Там стоит старый маяк, вспомнилось ему. Отсюда маяк не разглядеть, сам остров – темная клякса, но струя желтого газа восходила оттуда. На причале у лаборатории собрались люди – алхимики в масках и кожаных халатах, с ними каменные разнорабочие и моряки разглядывают неприродное облако.

Волнение. Из дома позади Шпата показались двое. Один коренастый, одет в прорезиненный костюм с медным шлемом, лица не видать. На миг Шпат задумался, не чудище ли он, навроде Холерного Рыцаря, знаменитого костолома Хейнрейла, а потом вспомнил истории про Дредгера. Чудовище совсем другого сорта. Второй высок и бородат, и – божья херь, да это Джери, ловец воров.

Шпат застыл, воздавая хвалу всем богам, кто его слышит, за то, что оставил приметный посох на Мамулиной лодке. Здесь много других каменных людей, очень много, а видимость под дождем никакая. Он стоял неподвижно, как статуя, – и, как все, смотрел, как над Гвердоном бушует шторм.

Джери с Дредгером махнули к пирсу и скрылись на сходнях. Рев судна прорезал бурю, и оно отчалило, устремляясь вместе с ними в пасть волнам и ветру.

Шпат воспользовался отвлекающим моментом и скользнул в заднюю дверь лаборатории.

Внук Угрюмой, Йон, был бледный и жилистый, с зубами, окрашенными от резинового загубника его противогаза.

– Сюда, сюда, – поманил он, указав на маленькую пристройку. Вошел следом за Шпатом, аккуратно, несмотря на тесноту, избегая физического контакта. – Ба сказала, у вас вещество на апробацию?

– Ага. – Шпат передал помятый шприц. Немного его крови и песка налипло на кончик иглы. Алхимик вытер иглу начисто, потом спустил остаточные капли в стеклянную пробирку. У жидкости была та же молочно-блеклая синева алкагеста, тот же острый запах.

– Значит, так, – заговорил Йон, поднося склянку к свету, – ничего хорошего.

– Почему?

– Большинство химкомпонентов, когда их смешивают с алкагестом, расщепляются и выпадают в осадок. Универсальный растворитель, сечете? Сделайте таким раствором укол, и малость затошнит, но поверх обычного прихода от алка хер вы это заметите. – Йон обеспокоенно посмотрел на Шпата. – А у вас…

– От него жжет, как от огня.

– Ясно. – Йон поставил пробирку на полку и достал из кармана пригоршню пузырьков с растворами. – Не так много вещей удастся подмешать в алкагест, чтоб они сохранили действие. И большинство из них убило бы вас прямо сразу.

Хейнрейл хотел, чтобы Шпат помучился.

Йон подлил в мензурку один реагент, синяя жидкость потемнела и будто сквасилась. Алхимик присвистнул.

– Что это? – задал вопрос Шпат.

Йон опустил глаза к полу, чтобы не встречать его взгляд.

Где-то в пятидесяти фатомах под лодкой Дредгера покоятся останки Паля, двоюродного деда Джери. Он был рыбаком в те годы, когда сливы алхимических фабрик еще не загадили гвердонскую гавань настолько, что завозить рыбу приходится с побережья за пятьдесят миль от города. Однажды ночью он вышел в море проверить ловушки для омаров вместе с другом Ото, который и рассказал Джери эту историю. Ветром надуло туман, и света маяка было не разглядеть. Но во мгле слышался его колокол. Им всего-то надо было выбрать курс так, чтобы звон слабел, означая, что они удаляются от Колокольной Скалы и ее рифов. Но той ночью в воздухе витала какая-то чертовщина. Куда бы ни поворачивал Паль, колокол бил громче и громче. Он дергал румпель влево, вправо и опять влево, каждый раз выбешиваясь и снова меняя курс, ведь проклятый колокол гремел все ближе. Под конец, уверял Ото, Паль совсем обезумел, перекинулся через борт и ушел под воду. Тогда туман сразу растаял и Ото привел шаланду к берегу, но Паля больше никто не видел.