Ашира Хаан - Еще одна темная половина [СИ]

Москва будет безумно рада этим взбрендившим девицам, которые сейчас скидывают с себя одежду как вакханки, будто она им всю жизнь мешала, и вот наконец кто-то разрешил не таскать бессмысленные тряпки на себе.

По внешности и поведению легко понять, на ком метка Демона, а на ком Люция — их тянет к хозяевам. Но подопечные Люция не стесняются заниматься друг другом, пока их бог и господин занят. Помеченные же Демоном тянутся именно к нему, начиная сиять только после того, как он дотронется до них хотя бы случайно.

Но вскоре и они перекрещиваются друг с другом, свиваются в плотные клубки тел, облизывают, трогают, трутся, выгибаются — трепещут пальцы, как крылья бабочек, открываются влажные рты, текут молочными реками вагины.

Люций целует белокожую и рыжую девчонку, пока неловкую, но когда она станет вампиром — сведет с ума всех, кто окажется у нее на пути. Он не закрывает глаза, он смотрит при этом на меня. В черном взгляде кипит ночь и вызов. Сколько времени прошло с тех пор, как я плакала на полу гостиничного номера, пока он драл шлюху Жаннетт? Я, не глядя, притягиваю к себе узкобедрую смуглую девицу, успевшую раздеться целиком. Обвожу ее тело ладонями, накрываю плоскую грудь и пропускаю соски между пальцами.

Люций, не отрывая от меня глаз, давит рыжей на голову, заставляя ее встать на колени.

Она открывает свои розовые пухлые губы и обнимает ими его член.

Я улыбаюсь — вижу, милый, принимаю вызов — и поворачиваюсь к девушке рядом. Даже не вижу ее лица, мне все равно. Ее ноги раздвинуты — это все, что меня интересует. Женщина женщину поймет всегда. Через несколько минут она выгибается и кричит, царапая ногтями обивку дивана, а на лице Люция досада.

Он отталкивает ту, что ему отсасывает, и идет ко мне.

— А со мной так сможешь? — зло, сквозь зубы.

— Чтобы ты кричал? — ехидничаю я, вытирая пальцы о салфетку и отпивая вино из кстати подвернувшейся бутылки.

— Чтобы я забыл остальных.

— Нет, конечно. Ты сравнил мой опыт и свой! — в моем комплименте яд, и он его чувствует.

— У тебя есть преимущество. Я все равно выбрал тебя.

— Охуеть преимущество.

Но Люций выбивает из моих рук бутылку, она катится по ковру, разливая терпкое красное вино, и его нотка добавляется в жаркую смесь запахов. Никогда не была на настоящей оргии — но то, что здесь происходит заводит на каком-то глубинном уровне, примитивном. Все дело в ритме музыки, в ритме стонов, во влажных хлюпающих звуках вокруг. В чьих-то пальцах, касающихся случайно и мимолетно, в пальцах, касающихся с целью сделать хорошо.

Чужих.

Мне не нужны чужие.

Я впиваюсь губами в губы Люция — он не успевает убрать клыки, я режусь, и наши рты наполняет соленая кровь. Я сдираю с него остатки рубашки, он просто рвет всю одежду на мне, оставляя болтаться лохмотья. Пропитанный вином ковер под нами тоже влажно хлюпает, но эти звуки уже не выделяются на фоне остальных. Я вкладываю в секс — просто секс — с Люцием все свои эмоции, закидываю ноги ему на пояс, прижимая к себе плотнее, пока его член скользит внутри. Я отдаюсь ему вся — телом, эмоциями, разумом, я чувствую секс как танец, как язык, на котором я рассказываю, как благодарна за то, что он есть, за то, что он часть меня. Что я могу ощущать себя сильной и отчаянно смелой, зная, что самое опасное на свете существо — часть меня. Что я могу расслабиться, зная, что самое жестокое на свете существо — тоже я. Мне не нужны границы с ним — и за это я тоже благодарна.

Я не знаю, что я делаю. Люблю его? Трахаю его — я. Несмотря на то, что вбивается в мое тело, не заботясь о моем удобстве, именно он. Он стонет сквозь зубы и сжимает меня длинными жесткими пальцами, из которых непроизвольно выдвигаются когти в тот момент, когда я выгибаю спину, и он входит еще чуть-чуть глубже. Никогда не была богиней секса. Но то, что сейчас происходит между нами… кажется, за те тысячи лет опыта у Люция ничего подобного не было.

Обычное его скучающее выражение лица, бесстрастная маска, рассыпается на осколки — оно искажается то ли яростью, то ли оргазмом.

— Ну как? — выдыхаю я в лицо. — У меня получилось?

Люций целует, а потом прикусывает мою лодыжку — мои ноги закинуты ему на плечи, и он не торопится возвращать мне более пристойную позу.

— Эй! — над нами стоит Демон. Он немного забавный — совершенно голый и с покачивающимся эрегированным членом. — Валите отсюда. Вы искрите, но не делитесь. Все девчонки сползлись на вас смотреть.

Мы сваливаем. Я прихватываю какое-то покрывало почище, чтобы завернуться в него, пока мы ищем местечко, где продолжить, но теряю по дороге. Местечка мы не находим, падая где-то в углу в глубокое кресло и просто целуясь, без всяких искр, стонов и разврата. Просто обычные вампирские поцелуи: огонь-лед, зубы-кровь, укусы-языки. Просто поцелуи, как в седьмом классе. Просто невинные ласки как в девятом. Никто не трогает друг друга там, где нельзя. Мы просто хотим целоваться.

Сколько проходит времени — бог весть. Но перед нами появляется Демон, уже обернутый на манер римской тоги нашим же покрывалом и нагло заявляет:

— Без вас все равно скучно. Пусть они там друг с другом.

И он даже не пытается втиснуться к нам, просто садится в ногах и откидывает голову на мои колени. Мы снова втроем.

Иногда мне жаль, что он не часть нас с Люцием.

— Демон… — задумчиво спрашиваю я, глядя при этом все равно на Люция. Мне нравятся его острые скулы, ничего не могу с собой поделать. — А что, если твоя половинка не московская сумасшедшая, а, например, американская девственница-веганка?

— Ну, значит полетели в Америку… — пожимает он плечами.

— Ты будешь проверять все мои идеи?

— Почему нет? Способ не хуже других.

Кровь нисколько не похожа на помидорную мякоть, больше на растаявшую замороженную вишню. Если у вас на кухне накапано вишневым, вы не подумаете, что кто-то забрался через распахнутый на террасе балкон, прошел неслышными шагами по коридору и встретил на кухне вашего мужа. Тот ничего не успел, только неудачно повернулся в последний момент, и зубы порвали артерию чуть сильнее ожидаемого. Вот кровь и расплескалась на кафель цвета слоновой кости. Немного.

Труп мужа уже куда-то унесли — может быть, в спальню? Не заглядывайте в спальню. Покачайте головой, протрите тряпкой вишневый сок и задумайтесь — куда же делась протекшая вишня?

На помидорную мякоть похожи немного внутренности кого-то разорванного на куски, особенно если его разорвали прямо на овощном рынке. Расколотые арбузы разлетаются на ошметки прямо как головы мотоциклистов без шлемов. Для такого адского месива слишком много красного, сначала долго думаешь — почему так много помидоров, а потом уже начинаешь замечать — нет, не замечать, а мозг позволяет осознать, что именнно ты видишь. Что повсюду валяются ошметки человеческих тел, рук и ног, оторванных голов с выпученными глазами, как будто бутафор издевался над реквизитом и делал его намеренно дурацким.