Ашира Хаан - Темная половина [СИ]

— Долго будешь изображать дохлую кошку на шоссе? Я собираюсь продолжать Песню. Ты мне нужна.

Я не ответила. Наверное, слова «ты мне нужна» перестали обладать магическим влиянием на меня. Я увидела, что на самом деле это не крик одинокой души в ночи, а что-то типа запроса на уборку номера.

— Сама встанешь или поднять? — холодно поинтересовался Люций.

В его способности поднять хоть нежить я не сомневалась, и встала сама. В помятой футболке и вчерашних джинсах, не умываясь, так и пошла за ним в гостиную. Упала там на диван и стала смотреть на кусочек яркого голубого неба в просвете окна. Люций сел в кресло, откинул голову и вздохнул.

— Мне похуй, что за драму ты устраиваешь. Достань телефон и поставь любую музыку. Но такую, чтобы тебя продирало сверху донизу и зубы крошились.

Я молча встала, сходила в спальню за телефоном и нашла очень подходящую песню. Просто убийственно подходящую. I can't decide от Scissor sisters.

Люций молча дослушал и про то, что я не могу решить, убить его или нет, и про то, как именно — скинуть в озеро или накормить отравленным тортом. Усмехнулся на словах про то, что он попадет в рай, а потом просто сказал:

— Не подходит. Следующую.

Я поискала следующую и поставила ему Let me be your armor — про нежного абьюзера. С намеком. Может, эта тварь сообразит, что можно быть хотя бы нежным? Но Люций ленивым жестом отмел и это:

— Мы в принципе можем выебываться до вечера. Я никуда не тороплюсь. Но как стемнеет, пойду поищу кого-нибудь пожрать. Один.

Сосущая пустота у меня в груди живо напомнила, что она может мгновенно заполнять все тело. И это очень больно. Поэтому я быстро включила свою любимую песню — Iwan Rheon, Ar Dan. В огне. Я могла слушать ее бесконечно. В любом состоянии. Я и слушала, запуская репит и убирая телефон в карман. Когда гуляла, когда ехала в автобусе, когда засыпала. А если меня начинало от нее тошнить — я просто запускала ее заново. Внимательно дослушав музыку до последних аккордов, Люций еле заметно кивнул. Кажется, это именно то, чего он хотел.

— Сделай погромче и открой балкон.

— Ты переоцениваешь динамики моего телефона.

— Просто. Блять. Сделай.

Что-то у нас напряженные какие-то отношения стали.

Я пожала плечами, отнесла телефон на балкон и положила на столик. Врубила песенку и поставила на повтор. А потом вернулась, потому что Люций там уже скинул халат и начиналось что-то интересное.

Высокий, стройный, очень гибкий, бледная кожа настолько безупречна, что почти светится. Длинные белоснежные волосы небрежно рассыпались по плечам, черные глаза смотрят в никуда, в яркое синее небо Италии. Люций. Вампир. Древний как пиздец. И вся нынешняя мода на загорелых коротко стриженых качков внезапно кажется уродливой и противоестественной. Вот эта изящная эльфийская красота — вот она реально вызывает странную смесь из восхищения, страха и желания подчиняться. А это очень, очень опасный коктейль рядом с голым мужчиной…

Но голый мужчина игнорирует мои жадные взгляды. Он надрезает запястье и начинает прямо в воздухе чертить знаки, похожие на те, что он чертил на Чезаре. И рубиновые капли крови, подрагивая, висят в косых солнечных лучах, сохраняя рисунок. И песня сплетается с ними и начинает звучать глубже, ярче, объемнее, словно даже громче. И я ощущаю ее так глубоко в своих костях, как не ощущала все те сотни тысяч раз, что слушала… но теперь вряд ли буду. Она была моей, а становится чужой. Страшной. Как объяснение в любви между Чезаре и Люцием. Мне тут места нет.

Я только несколько тревожно слежу за тонкой струйкой крови из запястья вампира. Он не ослабеет опять? Не хотелось бы повторения вчерашнего перфоманса. Жаннетт у него на один раз была заказана или как захочется? И что я буду делать, если он снова… попросит. Я же сдохну, разрываясь между болью и гордостью. Не сумею выбрать — дать ему то, что он хочет и признать его власть или отказать и снова пережить что-то подобное вчерашнему.

— Хватит думать о всякой херне! Мешаешь! — горящий чернотой взгляд Люция пронзил меня смертным ужасом. Не думать о белой обезьяне, ага. Я стала мысленно подпевать.

«Убежать от своих страхов… от своих слез…» Черные глаза все еще впивались в меня, я чувствовала, хоть и не смотрела на Люция. Зачем я выбрала эту песню? «Выпьем же за то, что нам дала жизнь, за свободу и ощущение любви, выпьем за то, как нас сломала жизнь, потому что так мы научились быть счастливыми…»

Черт, если бы не я сама, своими руками включила эту песню Люцию, я была бы уверена, что он поставил ее мне, чтобы сказать что-то, что не может сказать прямо. Но он не мальчишка, чтобы стесняться и ставить песенки. И я — выбрала ее сама. С каждым «в огне…» я чувствовала как мне становится все жарче, как мурашки разбегаются по телу. И еще я чувствовала, что…

— Вот это, — сказал Люций, притягивая меня к себе и наклоняясь, чтобы обжечь огненным дыханием губы, а потом потянуть за волосы, наклоняя так, чтобы ему удобнее было целовать.

Я была все еще одета в то, в чем мы гуляли вчера, он был обнажен, но именно это делало меня уязвимой. Когда встречаются хищник, одетый лишь в то, что дала ему природа и полностью экипированный человек, убегает не хищник. В опасности не хищник. Будет располосован когтями, убит и сожран — нет, не хищник. Он облизнется и пойдет дальше — без одежды, наслаждаясь свободой.

Я хотела дотронуться до него, до его светящейся кожи, но Люций перехватил мои запястья одной рукой, второй продолжая тянуть за волосы и продолжил целовать. Я была…

В огне.

В страхе.

В жажде.

Он включил меня в свою песню — и она жидким огнем проливалась по венам вместе с кровью, пульсировала во мне. Я чувствовала как мы — мы! — зовем трусливого черноволосого мальчика к себе. Обещая ему огонь.

И он…

…отзывается.

— Все! — Люций выпустил меня, толкнул в сторону балкона. — Вырубай шарманку. Ждем до вечера. Висящие в воздухе капли дождем осыпались на пол, расплескались красным.

Я забрала телефон, выключила песню и вернулась в комнату.

Люций возлежал на диване, лениво щуря черные как ад глаза. Все еще обнаженный. Я восхищенно пробежала взглядом по его телу и наткнулась на ехидную улыбку.

— Иди ко мне, — сказала эта вампирская сволочь. — Чем займемся, пока ждем?

У меня было несколько интересных предложений.

Простила ли я его? Нет!

Я прислушалась к себе. Нет, конечно. Но жгучей обиды больше не было. Боль растворилась в музыке, проникшей ко мне в кровь. А потом музыка ускользнула и унесла эту боль с собой.

Я бы хотела продолжать ненавидеть Люция, но у меня уже не получалось. Головой я все понимала, но эмоций просто не было. Нечем было ненавидеть.