Алекс Делакруз - Темный пакт

Просто не пустят, но зайти сам я намерен — иначе просто не вывезу.

Так что сейчас, словно продолжая продвигаться по опасной трясине, куда меня привел памятный разговор с Демидовым и Безбородко, я словно тщательно проверяю каждую болотную кочку, прежде чем на нее наступить. Проверяю прочность, чтобы не окунуться в черную воду с головой, сделав необдуманный шаг.

— Халид, знаешь, почему я пришел к тебе, а не к старшим семьи? Потому что это именно мы с тобой — молодые львы. Мы, а не они. Ты согласен? — открыто улыбнулся я.

По ответной улыбке Халида понял — в эту сторону идти можно. Правда, время для этого шага еще не пришло. Пока не пришло.

От предложенного Халидом сопровождения отказался.

Мое очередное, на первый взгляд, нерациональное решение. Одиночная поездка на монорельсе в Южных, особенно когда предлагали охрану, конечно, глупость. Такая же глупость, как и согласие участвовать в странном ивент-турнире.

Не знаю, что за озвученная закладка на десять-пятнадцать лет и какие цели преследуют ФСБ и Канцелярия, отправляя меня на кровавый спорт. Любая догадка — это палец в небо. Пусть даже предположение будет истинным, я об этом не узнаю — поэтому не стану и гадать. Зато я точно знаю цель своего участия во всем происходящем.

Я еще чужой в этом мире. И мир чужой для меня.

У меня дома тысячи добровольцев едут не на свою войну просто ради интереса, попробовать себя и свои силы. Риск ради риска, не принимаемый обществом. Я сейчас в совершенно ином мире — сословном, где даже мысль о всеобщих равных правах человека вызовет, мягко говоря, недоумение. Дуэли здесь в порядке вещей, а неготовность рискнуть жизнью ради чести будет просто не понята и не принята окружающими.

Дома я жил в гораздо более тепличных условиях торжества прав человека и ценности жизни. Поэтому во избежание нежелательных последствий мне надо как можно скорее привыкать к тому, что окружение вокруг враждебно и воспринимает смертельную опасность как нечто само собой разумеющееся.

Где, как не в Южных, привыкать к новым правилам новой жизни?

Причем очень уж серьезная опасность сейчас мне не грозит — шанс наткнуться на откровенных беспредельщиков невелик. С остальными проблемами я вполне справлюсь. Тем более что в нижнем городе действует неписаный кодекс правил поведения, не нарушая который, вполне можно сохранить жизнь, здоровье и даже деньги.

Мне сейчас, образно, просто надо подойти к краю пропасти и заглянуть вниз, чтобы удостовериться — страха нет. А если есть, то научиться с ним справляться.

Закон фонаря, кстати, о котором говорил Степа французам, для меня здесь не действует. Был бы одет по-другому, сработало бы, а в одежде городских охотников я уже совсем не гость в нижнем городе. Но спина у меня пустая — эмблема группировки отсутствует, так что одной опасностью меньше…

Размышлял я обо всем этом в ожидании поезда, стоя на платформе монорельсовой дороги, куда меня довезли рейнджеры. Легкий ветерок с шелестом нес по перрону мусор, поскрипывала частично оторванная металлическая табличка с названием станции. Электронное табло здесь уже давно не горело — лишняя трата энергии.

Людей на платформе было немного. В основном человеческий мусор: полностью опустившиеся люди — те, которым недоступен даже вирт. Они и были большей частью клиентами лавки с веществами. От меня старались держаться подальше — наверняка многие видели, на чем именно я приехал к платформе.

Прежде чем расстаться с Халидом, мы еще выпили чаю, обсуждая нюансы дела Уэлча-Шиманской, и вышел от него я под прибытие поезда — движение по монорельсу было бесперебойным, по расписанию. Так что не успел даже утомиться ожиданием на перроне, как вдали раздался громкий гудок, а через миг платформа осветилась ярким лучом прожектора прибывающего состава.

Распахнулись автоматические двери, и я зашел в заплеванный вагон с разрисованными стенами. Несколько стекол разбито, осколки рассыпаны по полу. Сегодня уже разбили — потому что в депо обычно поезда приводили в порядок.

В вагоне народа, как и на перроне, также было немного. Но мое появление не осталось без внимания — я сразу почувствовал направленные на себя взгляды. Оборачиваться пока не стал. Прошел немного в другую сторону — от чужих агрессивно-заинтересованных глаз, и, только устроившись на сиденье, осмотрелся.

«Эгей, красавчик! Очень рада тебя видеть!»

Мое — и Олега, знание французского ограничивалось стандартным набором фраз типа «паркуа па» и «экскьюзе муа, же му си пердю». Личного терминала с переводчиком больше не было, поэтому понять из услышанного ничего не смог. Но хотел бы верить, что массивная — в обхвате как три меня, черная женщина лет двадцати произнесла именно это. Хотел бы верить, но не получалось — даже без эмпатии чувствовалось, что меня только что оскорбили.

Слова знойной — как по размеру, так и по яркой цветастой одежде, дамы поддержали трое спутников. Один из них поднялся, даже сделал шаг вперед. И остановился, наткнувшись на мой изучающий взгляд.

Нашивка на куртке в виде головы человека-леопарда, понизу голубой флаг с тонкой горизонтальной черной полосой. Бечуаналенд, колония Великобритании на юге Африки — подсказала память Олега. Бичи, если по-русски — цветные представители небольшой диаспоры, занявшей никому не нужные трущобы остатков гетто, в которых раньше обитали отторгнутые Европой черные мигранты. За этой частью города — выселками даже, Олег не следил. Но думаю, бичи стремительно набирают силу, раз уже в таком малом количестве катаются по Южным. Или просто именно эти четверо слишком безрассудно отважные для живого мира, и скоро мир это исправит.

Знойная черная женщина между тем вновь что-то сказала, и снова по-французски. Я присмотрелся к ней — юная, огромная, громкая, напористая. Пока говорит, бичи помалкивают. Свита — догадался я, притом нанятая, — потому что эти три гаврика — переселенцы из британской колонии, а мадам говорит на французском. Кстати, она вполне может быть и американкой — к примеру, из Нового Орлеана, в котором совсем недавно наводили порядок после наводнения и последующей потери управления городом.

Разбираться в нюансах нового мира, отличных от моего старого, было невероятно интересно. Впрочем, ситуация явно требовала пристального внимания — на ноги поднялись остальные спутники мадам. Всем видом при этом показывая, что готовы проверить меня на крепость, а мои карманы — на наличие денежных средств.

Я мог на русском попросить вести себя прилично, приведя пару дежурных аргументов о нормах и правилах поведения в городе, и тем самым полностью купировать чужой интерес. Мог достать пистолет и демонстративно проверить наличие патрона в стволе — с тем же эффектом.