Сильвия Лайм - Рубин царя змей [litres]

– Подожди меня. Я сейчас приду.

И скрылся за дверью.

Иллиане ничего не оставалось, как сесть, куда сказали, и молча ждать. Благо это не продлилось долго. Буквально через пару минут шерисмирай вернулся в человеческом облике. Вместо хвоста были ноги, затянутые в тонкую ткань черных штанов с золотой строчкой и вставками из того же драгоценного металла. Рисунок на ткани неуловимым образом имитировал чешую. В итоге создавалось впечатление, что ничего не изменилось. Будто он все так же находился в образе нага со своей уникальной, свойственной лишь ему одному черной змеиной кожей.

Но это было не так.

В руках мужчина держал кувшин вроде того, какой приносили девушке сегодня на ужин, и два бокала, вырезанных из камня.

– Что это? – спросила Иллиана, почувствовав знакомый запах, когда Торриен сел на диван рядом с ней и налил им обоим прозрачного напитка.

– Хмельной мед, – спокойно ответил мужчина и протянул ей.

– Нет, я это уже сегодня пила, – слегка нахмурилась девушка, вспоминая, какие фантазии ее посещали после употребления этого «зелья».

Щеки снова вспыхнули.

– И что? – удивился мирай.

– И… он слишком сильно будит мою фантазию, – не стала отпираться она, надеясь, что змей все равно ничего не поймет.

Но неожиданно уголки его губ дрогнули.

Как прежде…

– Хмельной мед расслабляет, – проговорил он, настойчиво протягивая ей бокал. – А нам обоим не помешает немного расслабиться.

Как ни странно, это помогло. Иллиана взяла кубок и под тяжелым, пронизывающим взглядом мирая отпила пару глотков.

Можно было бы подумать, что змей хочет ее отравить или напоить, так внимательно он следил за тем, как она пьет. Но, как оказалось, он ничуть не лгал. За бокалом меда вдруг стало гораздо спокойнее. И не потому, что алкоголь развязывал язык или делал сговорчивей. Для этого было недостаточно пары глотков.

Просто вот так, бок о бок с Торриеном неторопливо глотая легкий пенистый напиток, Иллиане вдруг начало казаться, что у них нет причины для ссоры. Было так легко поверить, будто она вовсе не злится на него, а он сегодня не вел себя как бесчувственный, жестокий царевич мираев. Что они сидят рядом просто потому, что давно не виделись и соскучились. И теперь им просто хорошо.

Опасно обманчивая фантазия. Но такая желанная…

Иллиана взглянула в глаза Золотому змею, не в силах оторваться от его чарующего лица, и поняла, что снова теряется. Как было всегда, когда он смотрел на нее. Когда оказывался рядом.

– Ты скучала по мне? – вдруг спросил он, отставив бокал на низкий журнальный столик рядом с диваном и взяв ее за руку.

От этого короткого прикосновения Иллиану будто прошила молния. От того места, где его пальцы коснулись ее кожи, по всему телу расходились крохотные разряды.

Девушка шумно втянула воздух и задержала дыхание.

Вот так, без извинений, без объяснений. Просто: «Ты скучала по мне?» И что она должна ответить? Что не было и дня, чтобы она не думала о нем, за целый месяц? И даже после того, как он забрал ее из родного дома, она все равно не смогла его возненавидеть?

– Нет, – пожала плечами она и мельком посмотрела в огромное окно, рядом с которым стоял их диван.

Там, за тонким тюлем цвета лепестков вишни, черная ночь укрыла своими крыльями густые сады перед дворцом.

– Нет? – переспросил Торриен, широко распахнув глаза. Густые брови изумленно взлетели вверх.

Иллиана думала, он разозлится. Хотела хоть немного уязвить его.

А он… улыбнулся. И вдруг тихо ответил то, что она никак не ожидала услышать:

– А я скучал.

Иллиана замерла, изумленно взглянув на мирая. Ожидая увидеть в его глазах шутку, насмешку. Или просто сладкую ложь.

Но их там не было. Полные губы немного грустно улыбались. Грустно, но чистосердечно. А глаза… Глаза были такими же, как прежде. Колдовскими, чарующими. Такими, в которые проваливаешься, забывая саму себя.

– Очень скучал, – добавил он негромко. Поднял руку и вдруг коснулся ее подбородка, проведя по нему большим пальцем. Скользнул взглядом по губам и повторил это движение подушечкой пальца.

Иллиана резко выдохнула, почувствовав, как волна мурашек просто слизывает ее с берега обиженного спокойствия в бушующее море.

– Скучал весь этот месяц, – говорил он, затягивая ее все глубже и глубже. – Пытался выкинуть тебя из головы, но понял, что это невозможно. Мое маленькое сокровище…

Еще немного, и она уже не сможет ничего ему противопоставить. Его бархатному голосу, осторожным, нежным ласкам, которых, казалось, тело ждало как иссушенная земля – ливня. Он дотрагивался лишь до ее губ, но вся она с головы до кончиков пальцев уже превратилась в оголенный нерв.

«Так нельзя… Это будто болезнь…» – подумала девушка, закрывая глаза и жадно хватая ртом воздух. Мечтая, чтобы он наклонился и поцеловал ее. Чтобы продолжал говорить, что не может без нее. Что мечтал о ней так же, как она мечтала о нем все это время.

Нужно было как-то вырваться из этого плена, из этого безумия.

– И поэтому решил сломать мою жизнь? – тихо выдохнула она и распахнула глаза, уже чувствуя, как вот-вот рассыплется их замок из ванильных признаний и винно-пьянящих прикосновений. Уже представляя, как меняется лицо мирая и снова становится жестким. Как десяток минут назад.

Но все случилось иначе.

Ни одна эмоция не проскользнула в его глазах. Он молчал, не торопясь отвечать. И только спустя несколько секунд вдруг отвернулся и взглянул в окно.

Так же, как она пару минут назад!..

От осознания этого факта Иллиана вздрогнула.

Она никак не могла понять, что творится в голове Торриена. Любой другой мирай уже должен был обидеться и воспринять ее слова как очередное оскорбление. Ведь по закону царевич не сделал ничего плохого. Он выкупил ее, а не украл. Значит, все формальности соблюдены, а она не имеет права жаловаться, если не хочет понести наказание.

Но она жаловалась. Сердилась. Злилась. И не собиралась останавливаться, даже если царевичу вздумается бросить ее в темницу.

Глупо. Но с упрямством сложно бороться. Всегда было сложно.

Однажды в детстве к ним в район ненадолго приехал заморский купец. Его малолетний сын любил прогуливаться возле дома семейства Тангрэ, выжидая, пока выйдет маленькая девочка с серебристыми волосами. Тогда он принимался издеваться над ней разными заковыристыми способами. Иллиана не могла взять в толк, что ему от нее надо, расстраивалась, но матери ни о чем не рассказывала. У той было много работы, лавки специй еще не существовало, а отец уже давно исчез. Помочь было некому. Поэтому девочка пыталась избавиться от назойливого паренька собственными силами.

Однажды мальчишка совсем обнаглел. Он отобрал у Иллианы любимую игрушку, которую мать сшила для нее собственными руками. Маленькую пушистую змейку, из которой, как пух, торчали десятки зелено-желтых ниток, изображающих сияние. Негодяй сказал, что будет выдирать игрушке эти самые нитки до тех пор, пока Иллиана трижды громко не прокричит, что она мокрая курица.