Кэтрин Ласки - Огненная королева [litres]

Следующим утром Марисоль поприветствовала Роуз с бабушкой. На ее лице была широкая улыбка:

– Добро пожаловать, абуэла.

– Абуэла! – воскликнула бабушка. – Разве не прекрасное слово для меня? Да, я вернулась, и во мне часы.

– Это кардиостимулятор, бабуля. Не совсем часы.

– Неважно. – Бабушка махнула рукой. – Он отсчитывает время моего сердца. Вот как я об этом думаю.

– Я попрошу Бетти помочь вам подняться. – И тут Марисоль не выдержала: – Мистер Голд говорит, что сегодня могут прийти документы!

– О! – воскликнули Роуз и бабушка одновременно.

– Чудесно. Просто замечательно, Марисоль! Я действительно стану твоей бабушкой.

Когда Роуз и Бетти подняли ее наверх и уложили в постель, Розалинда попросила внучку подойти поближе:

– Я хочу тебе кое-что сказать.

Роуз нагнулась. Бабушка зашептала ей на ухо:

– Знаешь, я думаю, что ты провела со мной достаточно времени. Кажется, тебе пора возвращаться, дорогое дитя.

– Возвращаться, бабуля?

– Ты знаешь, куда. Это пришло ко мне во сне, пока я лежала в больнице. У меня такое ощущение, что кто-то там скучает по тебе.

– Хорошо, бабушка. Но сейчас день.

– Какая разница? День, ночь – плевать, как вы, молодежь, выражаетесь!

– Хорошо, – сказала Роуз и пошла к оранжерее.

– Куда ты? – спросила Марисоль.

– Хм, просто в оранжерею, кое-что проверить. Скоро вернусь.

– Уверена, что так и будет, – с хитрой улыбкой сказала Марисоль.

Роуз зашла внутрь и, как всегда, остановилась у пересадыша.

– Хорошо выглядишь! – пробормотала Роуз. Она готова была поклясться, что за последнюю пару дней он вырос на дюйм.

Она попала в июнь. Ребенок еще не появился. Но изменились ли ожидания? Ни капельки – по крайней мере, из того, что видела Роуз. Несмотря на то что все знали: история о ребенке, которого вынашивают одиннадцать месяцев, – это выдумки, о рождении говорили с такой же уверенностью, как и прежде. На самом деле говорили, что придворный золотых дел мастер уже прибыл в Хэмптон-Корт. Беттина сказала ей: «В любую минуту ее величество позовет его на совет по поводу памятных медалей в честь рождения». Роуз пыталась придумать, как объяснить все это отцу. Нужно тщательно выбрать момент. Затем, шагая по внутреннему двору, она увидела двух мужчин, шедших к ней. Принца Филиппа и… О боже, папа! Что она могла поделать?

– Ах, маленькая швея! – позвал принц. Роуз видела, как побледнел отец. Она опустилась в глубоком реверансе.

– Ах, моя дорогая, ты луч солнца в этот довольно унылый день. Я совсем забыл твое имя…

– Роуз, – прошептала она и увидела, как губы отца едва двигаются, произнося ее имя.

– Точно. Да, прости, что не запомнил, – сказал принц и обратился к Николасу Оливеру: – Итак, вот эта юная леди, добрый сэр, заслуживает медали. Она сшила много одежды для нашего будущего ребенка. Возможно, медальон с розой. Роза для Роуз!

– В самом деле, ваше высочество! – Роуз не верилось, что они ведут этот разговор. Глаза папы блеснули от ярости.

– Но мне кажется, ваше высочество, – начала Роуз, – что это противоречит обычаю двора. Никто, кроме Тюдоров, не вправе носить такую розу: это же роза Тюдоров.

Принц закатил глаза:

– Клянусь кровью нашего Спасителя, это глупое правило.

– Но оно есть – таков закон, – сказал отец Роуз, восстанавливая спокойствие.

– Мне пора, ваше высочество. – Она сделала паузу. – Сэр, – добавила она, кивая отцу, – у меня есть поручение за пределами дворца. Я должна сходить в аптеку за травами, которые доктор Калагила приказал принести на роды.

Произнося это, она смотрела прямо на отца.

Полчаса спустя, когда Роуз обошла лесистый поворот дороги в деревню, из-за большого дуба вышел Николас Оливер. Он выглядел иначе и вообще был одет не в придворный наряд. Вышитый дублет исчез. Его заменил простой кожаный камзол. Плюшевый бархатный берет тоже исчез. На голове была тканая широкополая шляпа, чтобы защититься от солнца. Он был одет как крестьянин.

– Папа! Ах, папа, ты злишься на меня?!

– Ни в коем случае.

Она бросилась в его объятия.

– Идем, дитя, идем, как положено отцу и дочери, рука об руку, по дороге. – Он остановился, будто что-то вспомнил. – О боже, чуть не забыл! Я хочу тебе кое-что показать. Пойдем со мной.

Он подошел к огромному старому дубу. Сзади ствол оказался голым, словно кора слезла или ее оторвали.

– Видишь? – спросил он. Роуз посмотрела, на что он указывал. Контур сердца, а в нем – инициалы: Н. О. + Р. А.

Роуз подняла руку и коснулась букв. По коже пробежали мурашки.

– Мама была здесь и вырезала ваши имена.

– Так и есть. Я знаю, о чем ты думаешь: «Гринпис»!

Роуз удивило, что он знает это слово, но ее мама была ярой защитницей окружающей среды. Она бы не одобрила вырезанные надписи на дереве.

– Но, – продолжил отец, – к тому времени кора и так уже отслоилась. Я сказал ей, что многие люди так признаются в любви. Почему не мы? Она спросила, сколько, по моему мнению, лет этому дереву. Я ответил, около пятисот или что-то вроде того. И вдруг она сказала: «Дай мне свой кинжал, Ник». И вырезала это.

– Почему? Как ты думаешь, почему она так сделала?

Отец долго молчал, а потом ответил:

– Думаю, она уже чувствовала, что ей придется уйти навсегда. Наверное, это своего рода прощание.

Его глаза наполнились слезами.

– Но посмотри, вот ты здесь, разговариваешь со мной.

– Пап, ты правда не злишься, что я вернулась?

Он покачал головой.

– Папа, отправляйся со мной в мое родное время, в Индиану, вместе с Фрэнни.

Он с болью поглядел на нее:

– Фрэнни в опасности, серьезной опасности. Через свои… свои контакты я знаю, что ее имя в списке.

Роуз охнула:

– Нет! Нет!

– Я пытаюсь вытащить ее.

– Вытащить откуда?

– Но это еще не все, Роуз. Сегодня я узнал от Джейн…

– От Лысой Джейн?

Значит, Джейн тоже была шпионкой! Роуз это подозревала.

– Да, от балагурки Джейн, которая вовсе не глупа. Джейн думает, что твое имя тоже может быть в списке.

– Мое? Почему я?

– Королева в последнее время просила тебя сшить какую-нибудь одежду для малыша?

Если подумать, она давно не работала над одеждой. Разве что над муслиновыми подгузниками, но на этом все. Сару позвали обратно и сделали главной швеей. А Роуз успешно ее избегала. Но она ничего не шила после нарядов с кроликами.

– Она думает, что ребенок проклят, потому что ты не истинная католичка.

Лишь один человек мог сказать королеве что-то подобное: Сара!

– Неважно, правда это или нет. Когда ей в голову что-то вклинивается, она не обращает внимания ни на что другое.

– Сара Мортон внушила ей эту мысль.

– Неважно, кто это сделал. Вот почему я пришел. Я не был уверен, что ты вернулась, но чувствовал, что так оно и есть.