Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

— Поскольку вы ближайшие родственники Алисы, вы соответственно, обязательно должны быть в курсе, что с этой недели Алиса дополнительно занимается со мной русским языком, так получилось, что я серьезно отстаю от программы. Занятия проходят после уроков у Алисы дома, поскольку мы соседи и идти недалеко. Администрация школы поставлена в известность, не волнуйтесь. Татьяна Николаевна нас контролирует.

Ему можно было в адвокаты идти, сразу, минуя юридический вуз. А, может, он вообще робот?

У тети Нели заблестели глаза, похоже, она лихорадочно отсчитывала в уме, сколько будет, если к сегодняшней неделе прибавить девять месяцев.

Дядя Гриша тоже немножко пришел в себя, почесал затылок и буркнул недружелюбно:

— Чо, тимуровская помощь?

— Повышаем успеваемость класса, — вставила я. — Татьяна Николаевна за всех взялась после сочинения. Тоже двоек нахватали, как и на физике.

— А сколько берешь за урок? — сурово спросил дядя Гриша.

— Он мне дрова колет в обмен на знания, — сказала чистую правду я.

— Правда? — не поверил дядя Гриша.

Еще бы, всякий, поглядев сейчас на Ярослава, усомнился бы в том, что этот манекен прилизанный знает, что такое дрова вообще.

— А приезжайте посмотреть — одна поленница уже готова.

Ярослав раскрыл папку, достал тетрадь, протянул дяде Грише.

— Пока не могу похвастать особыми успехами, но вот здесь, Григорий Иванович, наработанное за неделю.

Дядя Гриша — замечательный человек, но, подозреваю, что «корову» он пишет через три «а». Это не делает его менее замечательным, но тетрадь он взял с бо-о-о-льшой опаской. И, похоже, все-таки никак не мог понять, чего это Ярослав до него докопался.

Тетрадь у него из рук цепко выхватила тетя Неля, просмотрела оком прокурора. Ну, все, теперь в бутике «Версаль» пищи для разговоров на несколько лет вперед будет.

— А теперь разрешите уйти, дела, — поднялся Ярослав. — До свидания, Григорий Иванович, до свидания, Неля Семеновна, до свидания, Алиса.

Забрал у тети тетрадь и к общему облегчению испарился.

— Партзадание у меня такое! — объяснила я. — Раз на парте вместе сидим. Неудобно отказывать было.

— Ты его пятерками-то не балуй! — строго велел дядя Гриша. — Пусть попотеет, узнает, каково учиться-то!

— А он всегда такой ненормальный? — спросила тетя Неля.

— Всегда! — сказала чистую правду я.

— Вот что заграница с людьми-то делает… — поставила диагноз тетя Неля, вскакивая с дивана. — Пошли чай пить!

После чая дядя с тетей отвезли меня в Душкачан: им не терпелось посмотреть на дрова, наколотые Ярославом.

По дороге я обратила внимание, как тетя Неля провожает взглядом каждую проезжающую мимо иномарку. С тоской и завистью, вот как.

Похоже, она все-таки стеснялась своего «жигуля».

Сегодня распогодило, и когда мы добрались до избушки, солнце стало припекать. Болота за железной дорогой красовались, расцвеченные бурым, черным, золотым, красным. Темно-зеленым.

Тетя Неля с пылом энтузиаста-таможенника устроила в избушке настоящий обыск. Анжелику бы она вот так бы пасла, куда больше пользы было бы. Я не стала ей мешать, вышла на двор к дяде Грише, который придирчиво изучал поленницу.

— Дядь Гриш, — спросила я, — а чего вы иномарку не купите? Мне кажется, тете Неле очень хочется. Сейчас же, говорят, автокредит можно взять.

— Кредит — никогда! — отрезал дядя Гриша, и даже рукой махнул. — Вы уже взяли, о последствиях молчу, сама все знаешь. Жила бы сейчас в Красноярске с мамкой и папкой, и в ус бы не дула. Мы и без кредита машину можем поменять, накопили понемногу. Но Анжелику же учить надо, в город отправлять. Пока так обойдемся… Дрова вроде неплохо поколоты. Но ты смотри, если что — сковородкой его!

— Хорошо, — пообещала я.

Тетя Неля завершила свои розыскные мероприятия, вышла на крылечко.

— Хорошо-то как тут, — промурлыкала она, оглядывая болота. — Сплошной воздух! Гриш, поехали, а то в кафе опоздаем.

Сегодня у них был светский выход — кто-то из знакомых праздновал день рождения.

В избушке тетя Неля проверила все, что только могла. Даже под подушку мне заглянула, не поленилась.

Интересно, что она там надеялась найти? Трусы Ярослава, забытые им впопыхах?

После того, как тетя с дядей уехали, я долго одновременно и смеялась, и злилась на Ясного. Нет, ну кто так поступает, а? Отчитался он за неделю. Тетю с дядей чуть кондратий не хватил.

Ярослав появился в избушке ближе к четырем. И, видимо, почувствовал что-то, не стал дрова колоть, сразу в дом зашел.

— Садитесь, ученик, на место, — махнула я в сторону верстака. — Дядя Гриша велел тебя гонять, как сидорову козу.

— Я что-то сделал не так? — спросил сразу Ярослав. — Так не принято?

— Как? Ярослав, ты что, с луны свалился?!

— Почему?

— Нормальный пацан дом дяди с тетей седьмой бы дорогой обошел.

— Алиса, но разве твои родные не должны были со мной познакомиться? Если бы твои родители были здесь, я бы, разумеется, еще до начала занятий узнал, согласны ли они. Но ты живешь одна. Я не имею права не поставить дядю с тетей в известность.

От его слов мне неожиданно стало плохо.

Такое теперь изредка случалось, после того, как маму увезли в больницу: все нормально, но раз — и мир словно разделяется надвое. Как будто то, что тебя окружает — люди, вещи, деревья, дома, — оно все ненастоящее, плоское, ненадежное, словно на листе бумаги нарисованное. А за этим тонким листом — темнота и пустота беспросветная, гулкая и холодная. Вот чья-то безжалостная рука сейчас возьмет — и скомкает тонкий лист вместе с мамой и папой, и кроме пустоты ничего в мире не останется. И я тоже перестану быть, раз ничего живого теперь нет.

Я замерла, боясь пошевелиться, боясь сорваться в черную пропасть.

Упал табурет. Мое запястье обхватила крепкая, горячая ладонь, делясь своим теплом, заставляя ночь отступить, лист — расправиться. Снова все вокруг стало объемным, крепким. Настоящим. Вернулись запахи и цвета.

— Я кофе сейчас сделаю, — убрал руку с запястья Ярослав.

Но его ладонь прорвала уже какой-то тонкий невидимый барьер, сделала мир немного иным.

Зашумел чайник.

Кофе был приторно-сладкий, горький, горячий. Такой, какой сейчас нужно. Я пришла в себя, и мы стали заниматься русским письменным, словно ничего и не произошло.

Горела настольная лампа, светились яркие бабочки и цветы. Ярослав старательно выписывал буквы. Поблескивала золотая подвеска на тонкой цепочке.

Я смотрела на тетрадь, на книгу, на ручку. На подвеску — сегодня мне казалось, что это не скособоченный крест, а птица, взмахнувшая крыльями. Странное чувство овладело мной — захотелось коснуться Ярослава, дотронуться до плеча, или кисти, словно это помогло бы что-то прояснить. А, может быть, тянуло снова почувствовать, что тебя защищают. Не знаю. Было и спокойно, и тревожно одновременно.