Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

— О чем ты думаешь? — шепнул Ярослав.

— Знаешь, а ты ведь мне тогда так не понравился! — сказала я, прижимаясь щекой к его широкой груди. — Длинный, надменный…

— Да и ты мне, собственно говоря, тоже. Маленькая, а самоуверенная. С таким вызовом у доски на всех таращилась, когда тебя в класс привели. А потом я понял, что ты боишься, как и я.

— Когда понял?

— Когда ты на берегу Байкала после школы стояла. У тебя такое отчаяние в глазах плескалось, я подумал, неужели тебе еще хуже, чем мне, чужому в этом времени. Было ощущение, что от твоего мира только куртка осталась, ты в нее вцепилась, как в последнюю защиту.

— А я не заметила, что ты смотрел.

— Еще бы ты взгляд оборотня заметила! — гордо сказал Ярослав.

— Но ведь этого мало! — забеспокоилась я.

— Что мало?

— Ну, стояла я в папиной куртке, ты меня пожалел — и только поэтому?

— Поэтому я здесь?

— Ага.

— Я тебя не пожалел, а перестал бояться. Алиска, ты не представляешь, как мне трудно было привыкнуть. Девицы похожи на парней, джинсы ваши, короткие стрижки. Странно. Обучение совместное. И никто не удивляется. Меня поначалу оторопь брала. А ты на физике впереди сидишь, длинные волосы по спине волной, — я посмотрю на тебя и успокоюсь, мне легче станет. На химии к доске вызовут, а ты на первой парте улыбаешься чему-то своему — и у меня на душе теплеет, словно я не один, словно у нас общая тайна есть.

— Но я же тоже в джинсах!

— А я мысленно тебя в платье переодевал, — признался Ярослав. — Мне нравилось это представлять, такая вот игра была. А потом Татьяна Николаевна сказала, что ты вызвалась мне помочь. Я ушам своим не поверил — это было так волшебно, словно она затаенные мысли мои прочла. А мне хотелось узнать, как ты живешь после школы, как вообще люди сейчас живут. По настоящему, не по фильмам, не в телевизоре.

— И что ты узнал?

— Что хозяйка из тебя никудышная, — засмеялся Ярослав. — Ни дров наколоть, ни печь истопить. Курицу, поди, тоже зарезать не сможешь?

— Чего?!

— Вот-вот.

— Я тебя не понимаю! — призналась я.

— Алиса, ты даже представить не можешь, как много поменялось со временем. Я привык к тому, что прекрасные девы разодеты в платья, завиты, скромны, милы, прелестны. Но дома, не на людях, если у семьи достаток небольшой, хозяйка сама и печь топит, и курам шеи сворачивает, чтобы обед приготовить, и все это — оставаясь милой и изящной, в кружевах и локонах, прикрытых чепчиком от грязи. А тут все наоборот. На людях ты не растеряешься, но дома — как котенок беспомощна.

— Это же не мой настоящий дом! — возмутилась я. — У нас печки никогда не было, в городах теперь квартиры, центральное отопление, горячая и холодная вода, и унитаз, и ванные! И куры в супермаркетах, мороженые. Хочешь, можешь одни ножки купить, а хочешь — грудки, в них жира меньше. Я живую курицу и видела-то несколько раз в жизни, как я ее убью?

— В общем, я почувствовал, что ты в своем хозяйстве разбираешься куда хуже меня, и мне это понравилось, — фыркнул от смеха Ярослав. — Я сразу почувствовал себя уверенно, при деле. Надо же мне было как-то уравновешивать свой провал по русскому.

— А у тебя девушки были? — с замиранием сердца спросила я.

Ярослав замялся. Потом сказал:

— Такие, чтобы я хотел им печку топить — нет.

Значит, были. Я попыталась отстраниться, но он не дал.

Обнял еще крепче и сказал:

— Алиса, я ничего от тебя скрывать не хочу, но пойми и меня, я ведь из другого мира. В своем родном времени я бы женат уже был и пару ребятишек имел, по меркам девятнадцатого века я тоже не мальчик. У меня не было девушки, ради которой я был бы готов колоть дрова, но женщины, я бы даже сказал, тетеньки, — были. Как у большинства благородных юношей девятнадцатого века: наступает время взросления и старшие товарищи ведут тебя в бордель, чтобы познакомить со всеми сторонами взрослой жизни, так это называется. А эти взрослые жизни, похоже, мне в мамы годятся, поношенные они очень. Это воспринимаешь вроде зачета, нужно сдать, не опозориться. Я был так рад, когда все наконец-то закончилось и я сбежал домой. Ты шокирована?

— Наверное, да. Не знаю. Как-то странно. В общем, я еще не поняла. А ты что, благородный юноша?

— Я, вообще-то, князь. По мне не видно?

— Я в князьях слабо разбираюсь. А почему у тебя не было там девушки?

— Пока враг был жив — я был словно прокаженный. Не до этого мне было. Ну и сердце молчало.

— Ты так ничего и не рассказал.

— Алиса, сегодня лучший день в моей жизни — я не хочу говорить о плохом. Давай отложим этот рассказ. Он никуда не денется, ведь пока я тебе все не расскажу, ты не поймешь до конца. А ты любила кого-то?

— А как же! — с вызовом сказала я. — В третьем классе я была жутко влюблена в Сергея. А меня, по слухам, безответно любил Олег. Но сердце мое уже принадлежало другому, так что проверять я не стала.

— А потом?

— А потом мы переехали.

— Это хорошо, а то у меня уже кулаки зачесались обоим им рыло начистить. А почему ты влюбилась в Сергея?

— Ну-у-у… У него была такая рубашка в клеточку, наверное, красивая. И нас поставили в пару танцевать, когда готовили концерт. И еще у него была осанка такая, осанистая. И я поняла, что думаю и думаю о нем, никак он из головы не выковыривается, застрял там туго. Сопоставила с прочитанными книжками и решила, что это любовь, ничего не попишешь, придется страдать.

— И долго страдала?

— Да пока не надоело, я думаю. Как перестало быть интересно, так и отстрадалась. А почему это ты, кстати, говоришь про «рыло начистить»? Разве не обязан благородный юноша вызвать обидчика на дуэль и изящно заколоть?

— Может быть, и обязан, но ты не забывай, я в девятнадцатом веке тоже гость. А в нашем времени все проще.

— Ты прямо какой-то транзитный оборотень.

— Какой?

— Ну, проезжающий, что ли. Вот если бы ты ехал из Франции во Владивосток и остановился по пути здесь ненадолго, ты был бы транзитный пассажир.

— Здесь тупик, конец тропы, я надеюсь… — заметил Ярослав задумчиво. — Надо как-то обживаться.

Когда он ушел, я так и заснула на диване перед печкой. А, может быть, и не заснула, впала в забытье, например. Меня всю ночь словно несло на санках по снежным горкам, бросало то вверх, то вниз, сердце взмывало и обрывалось.

Проснулась я, когда солнце забрезжило над горами, осветило мои окна.

В голове царил полный кавардак: что вчера было? И было ли вообще?

Может быть, мне все приснилось? У меня такое иногда случается. Но не сама же я диван к печке переволокла? Зачем бы мне это вообще понадобилось? Голова отказывалась соображать. Хотелось еще поспать, но солнце теперь, осенью, поднималось поздно, темные ночи не за горами. Не хватало еще опоздать!

Кое-как расшевелила себя, машинально покидала в рюкзачок какие-то учебники. Напилась чаю и пошагала на остановку.