Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

Звонка, решив, что это новая игра, стала хвостом ходить за мной.

Эх, если бы не запечная лежанка, изголовьем примыкающая к дощатой перегородке, отделяющей спальный отсек от кухонного закутка, мы могли бы гулять вокруг печки, а то и танцевать кругами.

Походить я — походила, но лучше мне не стало.

Включила Звонке мультики. Сказала, что принесу дров назавтра, чтобы они подсохли за ночь и лучше загорались.

Звонка уже освоилась, поэтому не стала паниковать, лишь кивнула, не отрываясь от мультика.

Я накинула дяди-Гришину непробиваемую телогрейку, вышла наружу. Встала на крыльце.

Темно, холодно. Пусто.

Никого.

Горная гряда за спиной — близкая, высокая. Горы на той стороне — далекие, полускрытые ночной темнотой.

Набрала дров, вернулась в дом.

Сгрузила дрова на лист жести перед печной дверцей.

Силы закончились. Захотелось полежать на диване.

Так и сделала.

Скрючилась на диване — на боку, подложив под голову локоть вместо подушки.

Лежала и смотрела печную дверцу.

За спиной Звонка подпевала мультикам.

Я поняла, что сегодня не так. Почему мне так плохо.

Третий день.

Они не вернулись.

Смутно, самой себе не признаваясь, я ждала, что хоть кто-нибудь пробьется к нам обратно в тот же вечер, когда произошло нападение.

Потом ждала, что уж за сутки-то они управятся.

Потом решила — три дня.

Три дня прошло.

Никто не вернулся.

Это значит, что дела там плохи. А, может быть, уже некому возвращаться… В живот словно гвоздь всадили, заболело все сразу.

Нельзя так думать!

Просто надо рассчитать силы на длительный срок. Мы же неплохо справляемся.

А что делать, если они совсем… не вернутся?

Звонке через год в школу надо, не может же она, как Маугли, расти. Ее в избушке не заметили пока только чудом, но чем дальше — тем опаснее. Может быть, нам надо вернуться в Красноярск? Все ж таки там у нас роскошная новенькая квартира? А как? У нее документов нет. Точнее, я не знаю, где они. И как тогда платить ипотеку? Нет, это не выход. Надо папу дождаться. Правда, что я ему скажу — решительно непонятно. «Знакомься, это Звенислава?», «Она из семьи оборотней, но сама в этом плане покалечена?» Глупость, не буду об этом сейчас думать.

Не надо ничего планировать, только голова болит.

Зима впереди, еще минимум полгода холодов и снегов. Пока нам надо продержаться день, с утра до вечера.

И так каждый день, сколько понадобится.

Но раз на третий день никто не вернулся, раз нам надо настроиться на длинную зиму, значит, завтра я должна сходить в гости к дяде с тетей.

Я ведь, и правда, давно у них не была. Надо, чтобы они по этому поводу не тревожились. Если уж совсем край настанет — они моя последняя надежда, только пусть он, этот край, никогда не настанет! Но навестить — надо. Если тетя Неля с подачи Анжелики собирается одарить меня какими-нибудь обносками, что ж, очень хорошо. Мне сейчас лишняя одежда не помешает — может быть, что-нибудь подойдет для Звонки.

Когда непонятно, сколько придется ждать, любое добро нам сгодится.

Теперь осталось Звонке рассказать о завтрашнем дне.

Когда очередной выпуск «Горы самоцветов» закончился, Звонка прибежала ко мне на диван.

— Звенислава, мне завтра нужно задержаться в поселке, — сказала я. — После школы я должна сходить к дяде с тетей. Я приеду не в обед, а позже. Ты не испугаешься?

Звонка кивнула.

— Я не поняла, «да» это или «нет».

— Не бойся, Княженика. Я не испугаюсь, — пообещала Звонка.

— Правда? Я буду переживать. Мне надо к дяде с тетей — наши ведь не вернулись.

— Они вернутся. Они всегда возвращаются. Я не боюсь, — повторила как заклинание Звонка.

А я боюсь. До желудочных спазмов боюсь…

— Я знаю, что нельзя выходить, нельзя, чтобы меня кто-то видел, — начала перечислять Звонка заученно, примерно так же, как она перечисляла свою родословную. — Нельзя капризничать. Они пробьются к нам, наша дружина Лютому не по зубам. Надо спокойно ждать, не плакать, не грустить. Надо заниматься делами. Надо радоваться каждому мгновению.

— Ты права. Яблоко будешь?

Ночью мне приснилось, что мне все приснилось.

То есть Ярослава не было, я его себе придумала. И семью его, и их дом. А на самом деле папа привез меня в Нижний, вот и живу я в избушке на краю болот, езжу в школу, делаю уроки, спокойная размеренная жизнь.

Никто меня не любит. Никакой князь-оборотень. Сказки все это. Ярослава нет — и не было.

Во сне я закричала от ужаса и проснулась от собственного крика.

Плохо соображая, села на лежанке, хватая воздух ртом, словно меня кто-то душил. С трудом отдышалась. Глаза привыкли к темноте. Рядом со мной раскинулась, сбросив одеяло, Звонка. Напуганные похолоданием, мы перестарались, накочегарили печку сверх меры, и теперь в избушке стояла непривычная жара.

Вот кошмары-то и мерещатся.

Я прошлепала на кухню, напилась воды. Умылась, охлаждая горячее лицо.

Все хорошо, все было.

Звонка вон, сестрица его, сопит за печкой. Для галлюцинации она как-то резво брыкается во сне. И еще у меня есть куртка Ярослава с его запахом.

Что я паникую на ровном месте! Снова не высплюсь, и Анжелика еще что-нибудь обидное придумает.

Я вернулась за печку, Звонка уже раскинул руки-ноги, как морская звезда. Я подвинула ее, освобождая место, нашарила упавшую на пол куртку Ярослава, подняла.

Заснула снова.

Но не тут-то было. Кошмары не исчезли, они переменились.

Теперь снился тот клин чужой земли, по которому бежала ко мне Звонка и падала, и не могла добежать.

Он, этот сон, повторялся раз за разом снова и снова, в мельчайших деталях, в звуках и запахах. Словно кто-то мерзкий шептал мне прямо в голову, услужливо подсовывал одно и тоже видение: «Она не могла до тебя добежать, сама посмотри, она не могла. Она лежит там, розовой куклой на осенней земле».

И этот сон оказался крепче предыдущего. Я, словно спутанная по рукам и ногам, безуспешно дергалась — и ничего не могла, а Звонка в кружевном платье падала и падала на стылую землю, и громыхающий лай накрывал ее лавиной.

Смогла я проснуться лишь после того, как Звонка — настоящая — весьма ощутимо лягнула меня в бок. Я вырвалась из сна и поняла, что туго спеленута одеялом. Видимо, ворочалась-ворочалась и накрутила его на себя, как гусеница кокон.

Разворошив одеяло, выбралась из него, снова попыталась сдвинуть лягучую девицу в сторону.

Голова у меня была — как чугунная. Ничего себе ночка.

К счастью, похоже, печка стала остывать. Я обернула подушку курткой Ярослава, подкладкой наружу. Улеглась щекой, обхватила и уснула в третий раз.

Мне показалось, что вот я касаюсь щекой подушки — и, мгновение спустя, уже слышу противный перезвон будильника.