Игорь Маранин - Специалист по исполнению желаний [СИ]

Разговор оказался долгим. Если можно назвать разговором молчаливые раздумья у старинного самовара. Правда, сказочница была в ударе. За полдня я услышал от неё целых четыре предложения.

— Хорошо, — сказала она в ответ на мою просьбу.

— Садись к столу, — часа через два.

— С тобой пойдет Нея, — по окончании ужина.

И уж совсем неожиданным было пожелание «спокойной ночи».

Недаром Каракеш слывёт среди местных болтушкой. Кикиморы ведь даже рождаются молча. В отличие от всех других известных мне существ. А некоторые за свою жизнь вообще не произносят ни слова. Языка жестов и взглядов для них вполне достаточно. Вопросительный взгляд при встрече, кивок в ответ — всё у меня нормально, о чём ещё разговаривать?

— Доброе утро!

Проводница Нея, которую мне вчера пообещала Каракеш, была той самой кикиморой, с которой мы ехали на ковре-караване.

Нея тоже кивнула в ответ. Обменялась жестами со сказочницей и махнула мне рукой — пошли. Я благодарно поклонился Каракеш за гостеприимство и вышел вслед. И очень скоро пожалел, что не догадался выпросить у шефа казённый ковер. В отличие от леших, кикиморы совсем не пользуются в лесу транспортом. Идти по зимнему лесу было тяжело — это не тротуар улицы Греческих оракулов, вылизанный дворниками-гоблинами. Ноги проваливались в снег, ещё неглубокий, но уже через полкилометра я стал отставать. Нея останавливалась и терпеливо ждала меня. Куда мы идём? Спрашивать кикимору было бесполезно.

Мы остановились у небольшого источника, пробивавшегося через снег. Я наклонился и жадно выпил несколько глотков воды. Кикимора тронула меня за плечо: хватит, вредно. Затем приложила палец к губам и застыла, словно статуя, прислушиваясь к лесу. Через несколько мгновений послышался шум крыльев и на ветку сосны села большая жирная сорока. Она затрясла хвостом, переступая с лапы на лапу, и что-то торопливо застрекотала, словно печатная машинка, на которой в столице набирают газеты. Нея слушала её, не перебивая, затем улыбнулась и махнула мне рукой: идём.

— Какие новости? — решился спросить я.

И — о, чудо! — она мне ответила.

— Хорошие.

Исчерпывающая информация.

Как ни странно, идти стало легче. То ли я приспособился к ходьбе по заснеженному лесу, то ли вода из родника добавила сил — я слышал, такие в Ражневе встречаются — но теперь я почти не отставал от Неи. Где-то через час мы вышли к небольшому озерцу, покрытому тонкой корочкой льда. Нея предостерегающе подняла руку, и я становился. Кикимора легла на снег и приложила ухо к застывшему озеру. Затем ухмыльнулась, словно услышала что-то пикантное, села на корточки и тихонько постучала маленьким кулачком по льду. Некоторое время ничего не происходило, но затем посередине озерца лед затрещал, вспучился, проломился, и над белой гладью показалась голова озёрной русалки. Русалка была в возрасте, но еще молодилась, подкрашивала губы и накладывала лицо румяна. Видимо, водонепроницаемые.

— Чего надо-то? — недовольно спросила она, окидывая нас оценивающим взглядом.

Нея показала что-то на пальцах. Русалка презрительно скривила губы и ответила:

— Да были вчера какие-то… Все из себя, городские. На этом… как его… на ковре-вездеходе. Я так поняла — людоеда искали, а чего ему в нашем лесу делать? Людей здесь раз-два и обчелся, а лешие нос из своего Белоярья не кажут.

Я нахмурился. Оказывается, не мы одни… Кто-то ещё разыскивал маленького людоеда. Но кто?! На вопросы русалка отвечала неохотно, куда уехали «какие-то городские» не знала, и, поблагодарив, мы двинулись дальше. Я видел, что кикимору мучил один вопрос, и даже знал какой. Но задать его она не решалась.

— Ну да… — сказал я. — Заблудившийся мальчик-людоед. И пока он не натворил каких-либо дел, нужно его отыскать и отправить обратно домой.

Нея как-то странно посмотрела на меня, но как всегда ничего не сказала.

Я шёл следом за кикиморой и складывал пасьянс из того, что узнал за эти дни. Семья людоедов живет у границы с лесами Ражневы: мама, её сын и говорящий зимовы… вот же привязалось!.. зимородок. Три шестёрки, из которых одна — козырная. Её вытаскивают из колоды и прячут в рукав: подростка заманивают в Ражневу. Зачем? Наверное, чтобы незаметно вытащить и покрыть некозырного короля — моего шефа. Игрок блефует и проводит атаку: нам подкидывают дело о красных ёлках. Лешии. Четыре девятки, которые шеф отбить не может. Их приходится брать себе, но в это время… Но в это время карта из рукава незаметно выпадает. Что уж там случилось, понятия не имею. Только подростокёлюдоед исчез. И на его поиски бросают неизвестных мне вальтов. Что же нужно делать мне? Правильно! Найти выпавшую из рукава карту первым и вернуть её обратно в колоду. Вот только как?

— Слушай, — прокричал я Нее в спину. — Нам нужно опередить этих… городских.

Кикимора обернулась ко мне и неожиданно подмигнула. И что это значит?

Мы прошагали по лесу целый день. Всего на несколько минут останавливаясь у маленьких родничков с чистой холодной водой. Нея давала мне сделать пару глотков и шла дальше. Родниковая вода действительно прибавляла сил. Более того, я даже ни разу не вспомнил о еде. А кикимора вела меня звериными тропками, слушала лес, сорок, мышей, шум ветра и молчала. Не угрюмо, нет, а даже как-то весело и светло. Никогда не думал, что молчание может быть таким радостным. Ночевали мы в заброшенном охотничьем зимнике, а утром нас разбудила лиса. Самая настоящая рыжая лиса, пытавшаяся стащить из избушки мой сапог. Проснувшаяся кикимора негромко шикнула на неё, и та, бросив обувь, испуганно выскочила из дома.

После завтрака — гроздь мороженных ягод и стакан воды из родника — мы вышли в лес и… неожиданно стали плутать. Ходили большими кругами, то и дело натыкаясь на собственные следы. Нея хмурилась, подолгу о чём-то думала и пыталась найти дорогу снова. Но дорога словно играла с нами в прятки.

— Мы заблудились? — не выдержал я.

Нея отрицательно покачала головой.

— Но что происходит? — не отставал я.

— Мальчик здесь, — ответила кикимора. — Лешак не хочет пускать.

Это был почти подвиг! Она произнесла целых шесть слов.

Про лешаков я слышал. Иногда лешие сходят с ума и поселяются отдельно от остальных. Прячутся. Заговаривают тропы — уж не знаю, как это объяснить с точки зрения науки. В общем, становятся не от мира сего… Обычно их просто больше никто не видит. Но некоторые становятся опасными, заманивают к себе людей и других разумных существ. Когда я только поступил на работу, Абатыч как раз завершил дело о лешаке, поселившемся на лесном кладбище. Никто больше не мог зайти в гости к покойникам, а они выйти оттуда. Так продолжалось несколько месяцев, пока один из покойников не сделал длинный подкоп из своей могилы и не выбрался на волю. После чего заявился к нам в учреждение и потребовал освободить своих друзей.