Макс Мах - Чёрная луна [СИ]

— Аниз! — шепнула княгиня, поворачиваясь к Герде. — Ты спишь?

— Нет, — Герда тоже повернулась, и они оказались с Каро лицом к лицу.

Герда видела отблеск огня в черных, как ночь, глазах подруги, чувствовала на губах ее теплое дыхание, и неожиданно ее начало охватывать сильное и совершенно незнакомое ей возбуждение.

«Вот же дурь какая!» — успела подумать Герда, но в следующее мгновение почувствовала нежное прикосновение губ подруги к своим губам, и все полетело в тартарары.

Вообще-то, она знала, что и как нужно делать. Ее этому учили в школе «Неофелис», но сейчас Герда действовала, руководствуясь не разумом, а чувствами, спонтанно, по наитию. И да, в этом танце вела не она. Несмотря на то, что Каро была младше Герды больше, чем на три года, она оказалась опытнее, напористее, яростней в том, что происходило сейчас между ними. Но, как ни странно, Герде это совсем не мешало, ей оказалось неожиданно приятно уступать, подчиняться, следовать за кем-то другим. Вряд ли она позволила бы себе нечто подобное с другой женщиной. Тем более, никогда не подчинилась бы мужчине. Но с Каро все было по-другому. И это «все» продолжалось так упоительно долго, что, очнувшись от этого безумия, Герда нашла себя едва ли не обессилившей, но главное — счастливой.

Возможно, чувство незамутненного счастья посещало Герду и раньше, но, если такое с ней, и в самом деле, случалось, то странным образом никак не запомнилось. И, лежа сейчас под меховым одеялом в объятиях юной княгини, она перебирала в памяти все те эпизоды своей жизни, когда испытывала радость или довольство, была весела и беззаботна, или что-то еще в этом же роде. Перебирала, искала, но не находила мгновений счастья. Во всяком случае, там, в ее прошлом, не нашлось ничего даже отдаленно похожего, на то, что она переживала сейчас. Осознание уникальности момента заставила Герду испугаться, что после случившегося ничего уже не будет по-прежнему, и от страха, что чудо это неповторимо, крепче сжала в объятиях обнаженное тело Каро. И та ее, что удивительно, поняла без слов.

— Не бойся, — шепнула княгиня, еще плотнее прижимаясь к Герде, — я не исчезну. Я есть, и я с тобой…

Позже они эту ночь — вернее, то, что той ночью произошло между ними, — никак не обсуждали и не вспоминали даже намеком. Но все, что не было высказано вслух, никуда от этого не исчезло. Оно отражалось в улыбках, взглядах, случайных прикосновениях. Оно зажило своей особой невероятной жизнью в той дружбе, которая связывала теперь Герду и Каро, в их искренности по отношению друг к другу, в манере общаться, в доверительности их отношений. Однако для Герды это стало тяжелым испытанием. Во-первых, она никак не могла понять, что с ней, — черт подери, — вдруг приключилось. Впала в любовь? Но любовь ли это или всего лишь апофеоз женской дружбы? В этой связи вспоминались запрещенные для гласного обсуждения истории про давние времена, — про эллинов и древних римлян, — когда мужская дружба зачастую подразумевала и сексуальную близость. Если так могло быть у юношей, отчего бы такому не случиться и с девушками? Однако, существовало еще и крайне важное «во-вторых», которое гораздо сильнее омрачало душу Герды, чем что-либо другое. Искренность — вот что тревожило Герду сильнее всего.

Каро дружила с Агнессой де Фиен. Она ее, возможно, даже любила, и любовь эта была отнюдь не сестринской. Вот только леди де Фиен была всего лишь миражом, призраком, фигурой, созданной для определенных целей. Но что, тогда, прикажете делать Герде Гемма — незаконнорожденной дочери эдле Александры-Валерии ди Чента? Сможет ли Каро продолжать любить ее, когда станет известно, кто она такая, на самом деле? И имеет ли она моральное право утаивать от подруги то, что составляет настоящую сущность Герды? Это были сложные вопросы, и у Герды не было на них однозначных ответов.

Боргонцы встретили поезд княгини де Ла Тремуй на границе и сопровождали на всем пути до столицы. Трубачи, гвардейский эскорт, биваки, заранее организованные боргонцами, в самых удобных, комфортных и живописных местах. И, наконец, после четырех дней этого приятного во всех отношениях путешествия, княгиня и ее свита прибыли в Тодер. Здесь их встретили с почетом и под восторженные крики толпы препроводили на центральную площадь города, где пришлось выслушивать приветственные речи городского головы, канцлера и личного посланника герцога Родриго Тишайшего — его старшего сына графа Карла Августа. Все это было очень торжественно, но крайне утомительно, в особенности, после семи часов непрерывной езды и необходимости пропустить обед, что было связано с длиной светового дня. Однако вскоре стало смеркаться, первый день празднеств закончился и, разместив «гостей герцога» в одном из принадлежащих короне дворцов, их наконец оставили в покое. Дело шло к ночи, все жутко устали, проголодались и мечтали только о ванной и мягкой перине. Во всяком случае, об этом думали и сама княгиня, и ее конфидентка. В результате, им был подан поздний обед, затем они немного пополоскались в настоящей мраморной ванне, размеры которой позволяли забраться в нее вдвоем, но — учитывая присутствие при «таинстве омовения» служанок, камеристок и двух немолодых, а значит, склонных к консерватизму статс-дам, — все было обставлено с максимально возможной в данных обстоятельствах скромностью: обе девушки мылись в ночных рубашках, что было бы смешно, если бы не было так грустно.

На следующий день княгиня отдыхала, принимала знатных посетителей, желавших лично засвидетельствовать ей свое почтение, и готовилась к балу, который должен был состояться в герцогском замке. Сама княгиня предполагала появиться в платье трех оттенков золота — темное золото, червонное и золотисто-зеленое, — с соответствующими украшениями из бриллиантов и золотых топазов. Герда же выбрала для этого бала платье в цветах старого серебра. Украшений на ней было немного, но подобраны они были со вкусом: ожерелье из голубого и золотистого матового жемчуга, заколка для волос из червонного золота с несколькими черными жемчужинами и одним, но довольно крупным сапфиром из ее личной коллекции, а также жемчужные серьги и широкий браслет в тон ожерелью.

— Знаешь, Аниз, что странно? — Глаза Каро сияли, а на губах расцвела нежная улыбка. — Ты самая красивая женщина, какую только можно себе вообразить, но я тебе совершенно не завидую. Другим — бывает, завидую и ревную. А тебе — нет. Я тобой восхищаюсь!

— Пожалуйста, прекрати, Каро! — вспыхнула ошеломленная этим признанием Герда. — Так нельзя! Я не…

— Ты красавица! — рассмеялась княгиня, — но мне кажется, что обычно ты об этом забываешь!

«Есть такое», — признала Герда, но вслух, разумеется, ничего не сказала. Она была еще не готова рассказать подруге все до конца.