Светлана Семенова - Заоблачность. Легенда о долине Вельдогенериуса [litres]

– Спасибо, сеньор, за беспокойство и за кофе. Вы бы сами прилегли бы, отдохнули, пока мы бодрствуем, ночь ведь длинная! – Аспид говорил мягко, продолжая смотреть в глаза сторожа.

– Да, да, конечно! – мысль о сне показалась старику вполне разумной, и он, широко зевнув, рухнул возле двери. Аспид снова посмотрел на Грина, который все еще продолжал стоять, согнувшись пополам.

– Ты выяснил, что означают эти слова, Грин?

– Конечно да, сеньор Аспид! Я ведь не глупец! – ответил Грин и осмелился взглянуть на своего хозяина, но тут же опустил глаза в пол. – Они собираются отправиться на остров Лансароте в пещеру Куэва-де-лос-Вердес. В ее глубинах есть озеро Хамеос-дель-Агуа, в котором живет слепой краб-альбинос. Он и должен стать проводником для Анхеля.

– Когда? Когда они должны оказаться там, ты выяснил, Грин? – голос Аспида был спокойным и ровным, но все знали, что это не предвещает ничего хорошего, и в комнате повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь раздражающим жужжанием толстой зеленой мухи. Затем к ней присоединились еще несколько и еще, и Грину уже казалось, что он стоит в большой стеклянной банке, наполненной целым роем мух. «Откуда им здесь взяться?» – подумал Грин и наконец понял, что только он слышит этот сводящий с ума звук. При этой мысли пронизывающий холод сковал его тело, и он почувствовал, как внизу живота зашевелилась холодная змея. Аспид ждет ответа, подумал он и решился открыть глаза. Глаза огромной кобры были так близко, что Грин увидел в них свое отражение.

– Сегодня до полуночи, – выдавил он из себя, заикаясь, – они должны оказаться в пещере, на седьмой день после… – Грин не договорил. Последнее, что он увидел, было острое змеиное жало, которое пронзило его грудь. Он упал и забился в судорогах, а через мгновение на месте, где стоял он, лежало окоченелое тельце большой черной птицы.

– Я всегда знал, что он кончит именно так! – прошипела змеиная голова. – Если мы окажемся там хоть на минуту позже их… Не успел Аспид закончить, как уже стая черных птиц сидела на окне, готовая покинуть душную чердачную комнату.

Полная женщина в просторной ночной сорочке посмотрела на чуть приоткрытую дверь, ведущую на террасу ее гостиничного номера. С того момента, как она увидела на соседней террасе странного уродливого мужчину в черном плаще, она выпила немало успокоительного.

– Лансароте! Куэва-де-лос-Вердес! Хамеос-дель-Агуа! Лансароте! Куэва-де-лос-Вердес! Хамеос-дель-Агуа! – слышалось за дверью непрерывное шептание.

– Могу же я посмотреть хоть одним глазком? – уговаривала себя она, пытаясь разобраться, что в ней сильней, страх или ее любопытство. Через минуту любопытство взяло верх, и она осторожно, стараясь не скрипеть половицами, что ей явно не удавалось из-за ее тучности, приблизилась к открытой двери веранды и высунула голову наружу. Женщина вздохнула с облегчением, но немного поежилась. Голос принадлежал мальчику, который стоял на соседней террасе, расставив руки в стороны, и непрерывно шептал, повторяя одно и то же. На плече его сидела большая белая крыса. Эта дама терпеть не могла подобной мерзости и уже была готова сделать мальчику замечание, как глаза ее округлились и полезли из орбит. Рукава куртки мальчика заискрились, как будто он был одет не в холщовую куртку, а в сделанную из чистой синтетики. Дама только успела подумать о вреде синтетической одежды, как мальчик и крыса исчезли, будто их и не было вовсе. Она протерла глаза и грузно уселась на пол.

Лунный свет заливал все пространство вокруг черного озера, и Нимбусу, стоящему напротив Амаруса на бревенчатом мосту, казалось, что глаза его стали особенно четко видеть малейшие детали окружающего их мира. Он не отрывал взгляда от бледного морщинистого лица своего отца, взволнованый тем, что наконец вспомнил все, что было потеряно в той жестокой битве. «Как я мог забыть его?» – думал он. Его отец – самый могущественный правитель, а он, Нимбус, его сын! Сын! Его отец – великий маг, и он, Нимбус, наделен такой же силой и властью! Он попытался извлечь из своей только что появившейся памяти воспоминание об этом чувстве – чувстве безмерной гордости за своего отца, но не смог вспомнить подобных ощущений. Какая все же память хрупкая вещь.

– Пора начинать, сын мой! – прервал мысли Нимбуса Амарус. – Луна созрела для особой магии! – он поднял посох в направлении Луны. Яркий луч разлился в ночном воздухе и, отразившись в зеркальной поверхности озера, связал руку Амаруса, держащую посох, с поверхностью лунного диска. – Подойди ближе, Нимбус! – Нимбус послушно приблизился к Амарусу и взялся рукой за посох. Его глаза на мгновение перестали видеть, а дыхание стало тяжелым и прерывистым. Он чувствовал, что не только видит Луну во всем ее великолепии, он почувствовал, что он и есть Луна или часть ее. Каждая клеточка его тела нашептывала ему, что он и она нечто целое, неразделимое. Нимбус ощутил притяжение невероятной силы, и ему показалось, что шевельнись он, тут же оторвется от земли, так как тело его казалось невесомым. Чувства Нимбуса смешались. Он ощущал в себе безграничную любовь к ней, которая наполнила его до краев и, казалось, заполнила все его существо.

– Повторяй за мной! – сказал Амарус, и Нимбус на мгновение оторвал взгляд от Луны, чтобы посмотреть на своего отца. Лицо Амаруса, обращенное к Луне, было почти прозрачным, а глаза светились изнутри зловещим сиянием. Именно зловещим, подумал Нимбус и, не понимая, что происходит, отпустил посох.

– Смотри на нее! – голос Амаруса был неузнаваемым, и лицо исказилось настолько, что Нимбусу стало не по себе. Знакомое чувство на мгновение проникло в каждую клеточку его тела. «Страх!» – пронеслось в его сознании, и ему показалось, что он вспомнил это леденящее душу чувство.

– Смотри на Луну, Нимбус! – голос Амаруса звучал жестко и одновременно мягко, он, как тягучий кисель, медленно проник в сознание Нимбуса, и тот повиновался, и рука его вновь потянулась к посоху.

– Тма! Герлимус э рика вергус! Выйди, проникни, насыть, преобрази! Тма! Герлимус э рика вергус! Выйди, проникни, насыть, преобрази! – зашептал Амарус.

– Тма! Герлимус э рика вергус! Выйди, проникни, насыть, преобрази! Тма! Герлимус э рика вергус! Выйди, проникни, насыть, преобрази! – повторил вслед за отцом Нимбус. Ему показалось, что он теряет сознание, и он перевел взгляд на посох, который еще поддерживал его ослабевшее тело. Рука его стала неузнаваемой, пальцы казались неимоверно длинными и костлявыми. Нимбус снова посмотрел на Луну и увидел, как она на его глазах оборачивается вокруг своей оси, обнажая свою обратную сторону.