Людмила Макарова - Мудрец и корона

Многие столетия мозаика из драгоценных камней росла и ширилась по одной ей известным законам. Если во время допроса в мозаичном зале, звучала истина, аметисты, рубины, алмазы рождались на глазах. Но камни всегда оставались глухи к раздорам, скандалам и мелким бытовым сорам. Чтобы вырастить, например, алмазную россыпь, необходимо было рассказать о событии, которое изменит ход истории, причем рассказать бесстрастно, ни разу не солгав и не ошибившись в оценках.

Легенда, дошедшая до наших дней, гласила, что оставшись в бывшей каменоломне в одиночестве и потушив факел, можно услышать тихий голос и различить отдельные слова. Юные послушницы в кельях, замирая от сладкого ужаса, шептались о том, что мир перестанет существовать, когда мозаика закончит рисовать свои узоры. Но узнать так это или нет, у них не было ни единого шанса. Патриархи клана фанатично хранили тайну мозаичного зала. Вход замуровали давным-давно. Веками существовал единственный способ попасть в глухое подземелье, равно как и выйти из него — примчаться в хрустальной капсуле, что пришлет за тобой Великая матерь. Насколько знала Асиана, никому кроме главы клана это волшебство не было подвластно…

Она сбежала вниз по ступеням, перевела дух и, зябко поеживаясь, пошла по дорожке, вымощенной розовым известняком. Рукотворная тропинка вела в слепой каменный мешок, на дальней стене которого переливалось всеми цветами радуги главное сокровище клана Великой Матери. Здесь всегда было тепло. Повелительница, прибывшая раньше, медленно обходила помещение, зажигая факелы, в свете которых самоцветы горели еще ярче, а ее худосочная фигура отбрасывала на стены уродливую тень.

Асиана пристроила свой факел в одну из ниш, повелительница повернула к ней голову и произнесла:

— Подойди, сестра. Я тебя выслушаю.

Асиана, хранившая почтительное молчание, присела в глубоком реверансе, выпрямилась, и подметая подолом известковую пыль, подошла к мерцавшей драгоценными каменьями стене. Как того требовал ритуал, сестра, проходящая испытание, остановилась ровно в двух шагах от центра мозаики и преклонила колени. Под левое колено попал острый мелкий камешек, но Асиана долго-долго стояла, не шелохнувшись, пока слова повелительницы не прокатились под гулкими сводами подземелья:

— Можешь говорить, Асиана-Ал-Мерита.

Асиана поднялась, выпрямилась в полный рост и развернулась. Сияющие россыпи камней остались у нее за спиной. Повелительница стояла напротив, чтобы иметь возможность оценить, правду ли говорит подчиненная. Сидеть в подземелье не разрешалось никому, включая главу клана.

Асиана вздохнула и начала рассказ об удивительных спутниках, с которыми ее свела судьба. Сквозь пространство и время, их навечно связывали теперь долгие часы воспоминаний. Она ничего не утаивала и не приукрашивала. И старалась сообщить только голые факты. Холодным камням, которые потрескивали за спиной, прорастая сквозь известняк, ни к чему знать, о чем болтали у костра представители разных измерений, дожидаясь возвращения Ильи и королевского стражника. И как смотрел на нее Владимир Логинов…

Тут Асиана сообразила, что молчит уже некоторое время, подняла глаза и внутренне подобралась, приготовившись отвечать на вопросы. А задавались они в клане разными способами. Иногда — весьма болезненными. Потрескивание за спиной, похожее на потрескивание дров в камине, прекратилось. В могильной тишине подземелья стоявшая напротив повелительница вдруг сделала несколько шагов назад, и то ли вскрикнула, то ли всхлипнула, зажав рот ладонью.

— Что с вами, моя госпожа?!

Нарушив правила аудиенции, Асиана подбежала к ней и остановилась в нерешительности. Лицо Великой Матери, остававшееся бесстрастным даже в присутствии разгневанного короля Аканора, исказила гримаса ужаса. Почти бесцветные глаза широко раскрылись, острый подбородок мелко задрожал.

— Что… Что ты наделала?! — закричала повелительница. — Как?! И почему ты?!

На секунду она закрыла лицо руками, и Асиана, так и не посмевшая к ней прикоснуться, растерянно обернулась и обмерла. Вся мозаичная стена была сплошь усыпана драгоценностями и представляла собой ровный четырехугольник в сверкающей алмазной раме. Сколько Асиана не присматривалась, она не нашла ни одного белесого известкового просвета, которые раньше встречались в изобилии. И рамой каменная картина обзавелась впервые. Если верить легенде — единственное, что отделяло сейчас мир от конца света — это отсутствие алмазного обрамления, идущего по нижнему краю картины. Мозаика сложилась. Только рама осталась недостроенной.

— Уходи. Сейчас же, — сурово сказала Великая Матерь, которая справилась, наконец, с потрясением и смогла придать лицу привычное надменно-бесстрастное выражение. — Я должна подумать.

Она подобрала с пола камешек, погрела в узких ладонях с узловатыми пальцами, и с ее руки стекла вниз уже знакомая капля, мгновенно выросшая в транспортный кристалл. Он промчал Асиану сквозь замок и растаял на полу ее комнаты. Не успев опомниться, Асиана очутилась в своей спальне. Секунду она стояла, рассеянно теребя белый шелк ритуального платья. Потом выскочила из спальни и кинулась к выходу из покоев. Наружная дверь оказалась наглухо запертой. Асиана вернулась, опустилась на толстый ковер и беззвучно заплакала, содрогаясь всем телом. Она так и уснула на полу, всхлипыва во сне.

Прозрачный вестник, притаившийся у виска, встрепенулся и растаял в утренних сумерках, унося неведомому хозяину рассказ о пробуждении гостя…

Демайтер глубоко вздохнул, открыл глаза и обвел взглядом небольшое помещение. Из-за непомерного количества магических сторожей, дремавших на грубо отштукатуренных стенах, низком каменном потолке, у дверей и в каждом углу, оно больше походило на темницу, оплетенную грязной паутиной. Окно находилось где-то над головой, и судя по тому, какой жидкий неуверенный свет оттуда лился, занавесили его так, что даже подходить к оконному проему было небезопасно. Пересчитав бледные кляксы паукообразных охранников, Демайтер решил, что очнулся в тюремном каземате на ворохе прелой соломы и с удивлением отметил, что лежит на высоких подушках, под свежими простынями. Он осторожно повернул голову и скользнул взглядом по белоснежной сорочке, аккуратно зашнурованной на груди. Так ничего и не разглядев под нестерпимой белизной ткани, он коснулся плеча пальцами здоровой руки. От разрывающей тело боли остался тянущий отголосок, прокатившийся сверху вниз от шеи до запястья.

Демайтер подавил навязчивое желание вскочить с постели, расслабился и начал собирать воедино память и сознание. Вместе с ними вернулось чувство голода, от которого у него снова помутилось в глазах, но в этот момент дверь открылась, и по комнате поплыли дразнящие запахи еды. Столик, уставленный снедью, толкала перед собой старуха — скрюченная, глухонемая, слепая и совершенно безумная. Белые одежды клана великой матери, расшитые черненым серебром, смотрелись на ней как на корове седло. Демайтер тихо выругался пересохшими от жажды губами. Даже мертвяк мог бы дать ему больше информации о месте и времени, чем это безусловно живое, но абсолютно бесполезное существо, которым управляла чья-то воля.