Анна Степанова - День середины лета [СИ]

— Правда-то правда… — аптекарь, наконец, взял себя в руки и рассуждал теперь с обычной деловитостью, лишь голос чуть-чуть подрагивал. — Только, боюсь, за городские стены нам так просто не выбраться. Слышала, что люди говорят? Неспокойно стало. Всякого на воротах по три раза проверяют. А если дело не срочное, то и завернуть могут…

— Так и есть, — мрачно поддакнул стражник. — Наш капитан проболтался: опять покушение на лорда-наследника было, теперь вот заговорщиков ловят… Помнится, в том году, когда такое стряслось, все и всех переворошили, почти месяц столичный люд дергали…

— Попробовать всяко стоит, — не желала сдаваться девушка. — Все лучше, чем взаперти сидеть и дрожать!..

Моран кивнул, но как-то слишком нервно и неуверенно.

— А знаешь, — опять вмешался его приятель, — я ведь могу с ребятами сменой поменяться. Покараулю завтра на припортовых воротах… И вас через калитку в привратницкой потихоньку проведу… А через три дня пропущу обратно…

Он со значением перевел взгляд с задумчивой физиономии аптекаря на медную пряжку в витрине — родную сестру той, что уплыла недавно в жадные чиновничьи руки.

— Сделай милость… — кисло выдавил Моран и с тоскливым вздохом потянулся за амулетом.

Оставаться и ждать, чем дело обернется, ему совершенно не хотелось.

Из дому выбирались затемно. Пыхтящий мрачный аптекарь долго проверял плотность запертых ставней, топтался на пороге, скрежетал дверным замком, все не решаясь расстаться с милой сердцу лавкой, — и взбешенной Илл'е, в конце концов, пришлось почти силой уводить его с крыльца. Еще с вечера чуяла девушка, что за аптекой следят. А сейчас, пока Моран мялся на виду у всей улицы, не без труда удерживала вокруг плотную пелену незаметности, кляня глупость своего хозяина и свою собственную, не позволившую вовремя внять плохим предчувствиям да сбежать подальше от нынешней скверной истории. Хорошо, хоть ума хватило сегодня ночью пройтись по дому и замести все следы! Теперь даже сильный одаренный не сможет утверждать с точностью, что Илл'а здесь побывала…

Утренние улочки встречали путников тихим безлюдьем, а припортовые ворота еще стояли, наглухо запертые, — и телеги ранних торговцев грудились на привратном пятачке, перекрывая проход всем пешим и конным. Люд гудел лениво и сонно. Кто бродил, зевая, по округе, кто в терпеливом ожидании подпирал городскую стену. Подобраться к привратницкой, не бросаясь в глаза, оказалось не так уж и сложно.

Моранов приятель их уже ждал: развалился на скамье у входа в сторожку да поглядывал хмуро на каждого встречного. Он был напряжен и мрачен. И не поймешь сразу, рад ли встрече — или предпочел бы, чтоб аптекарь с Илл'ой вовсе до ворот не добрались…

В каморку он впустил их торопливо. Подталкивая в спину и раз за разом оглядываясь, провел насквозь, до забранной решеткой узкой лесенки, заканчивающейся дверцей во внешней стене. Неуклюже, в спешке повернул ключ в тяжелом замке, потом в следующем… И почти уже вздохнул с облегчением — как случилось то, чего он, видно, опасался. Господин Моран успел скрыться за узкой массивной калиткой, а девушка, торопясь, шагнула следом, но вдруг строгий оклик послышался сзади, принуждая и ее, и провожатого замереть испуганно на месте.

— Кто такая? Что здесь происходит?

Илл'а развернулась — и обомлела. Сквозь прорези черной маски на нее смотрел темный мастер.

Высокий, подавляющий и грозный.

Одаренный…

Паника захлестнула по самое горло, заставив девушку на миг задохнуться.

— Так кто такая? — будто смакуя ее страх, расплылся темный в холодной усмешке.

— Чего шумишь, подмастерье? — пришел-таки ей на помощь стражник. — Зачем мне девочку напугал? Сам не видишь? Лекарка она, из Храма. Помогает иногда нашим болезным. За травками вот собралась в луга…

Говорил он ворчливо, чуть покровительственно, как и положено крепкому, матерому дядьке разговаривать с безусым юнцом. А что темный мастер был еще мальчишкой, Илл'а, совладав со страхом, быстро и без труда разглядела. Рука парня, играющая напоказ кинжалом, была тонкой и по-юношески нежной; подбородок — округлым и гладким; взгляд недовольных сонных глаз — вызывающим и чуть-чуть оценивающим…

— Не положено без досмотра и разрешения! — сердито отрезал он, с угрозой надвигаясь на лекарку.

Видать, недавним своим испугом не на шутку она юношу задела!

— А что досматривать-то у меня? — как можно мягче улыбнулась Илл'а невольно подрагивающими губами. — Одна дорожная сумка, для вещей и трав, и та, пока что, полупустая… Взгляни!..

Сейчас, вблизи, темный мастер больше не казался ей ужасным. Просто парнишка (возможно — ее ровесник), усиленно играющий взрослого… Вон, даже ткнулся для виду в Илл'ыну открытую торбу! Впрочем, не слишком-то усердствуя: стражник за девушку вроде как поручился, да и чутье одаренного на ее счет молчало — за стенами же привратницкой и без нее ждала уйма разношерстного люда, что рванется вот-вот к открывающимся воротам, теснясь, причитая и скандаля…

— Можешь идти, — разрешающе буркнул подмастерье. Да отвернулся тут же с показным суровым равнодушием.

Но спускаясь по ступеням к заветной дверце на свободу, Илл'а чувствовала на себе его бесстыдный и чуточку тоскливый взгляд.

Похоже, Богини были благосклонны к юной жрице! Не считая горящих ушей да искусанных от тревоги губ, второй Илл'ын побег прошел почти столь же гладко, как и первый.

— Ну чего так долго? — ворчал заждавшийся за городской стеною Моран. — Нам до луговины незатоптанной еще часа два ходу. Уж коли выбрались за травами — так чтоб хотя бы с толком!..

Девушка кивала, совсем не слушая его раздраженных нотаций. Чувство простора и свободы валом захлестнуло ее. Холмистые поля, что встречались с небом, кипучая весенняя зелень, цветущие сады у раскиданных вдоль тракта домишек… Впервые за свою жизнь не видела она вокруг стен и камня — только горизонт, бесконечный и зовущий! Впервые вырвалась из плена улиц и улочек! И теперь хотелось бежать без устали — вперед, к смыкающемуся с травами небу, да по-детски визжать от восторга…

Три дня, что провели они с аптекарем, блуждая по лугам и перелескам да ночуя в окрестных деревеньках, для Илл'ы стали настоящим прозрением. Поистине, не создана она для храмовых келий! Не сможет до конца своих дней прожить в столичной тесноте и рутине!

Тихое счастье наполняло ее до самого краешка. Мечталось рвануть прочь, поддавшись зову бесконечной дороги, — на запад или, может быть, на север… Но здравомыслие и чувство долга перед нелепым добродушным жадиной Мораном удерживало от подобной глупости.

Скрепя сердце, возвращалась Илл'а в столицу.