Анна Степанова - День середины лета [СИ]

И сказано это было столь торжественно, что Илл'а не сдержала смешка. Одно дело, когда об "уходе в зиму" дряхлое ахарское старичье ворчит, намекая распоясавшейся молодежи на свою возможно скорую смерть. Совсем другое — из уст всемогущей Хранительницы подобное услышать! Вот уж правда — смех один!

— Да ты еще половину племени переживешь! — ничуть не сомневаясь в своих словах, заверила Ишу девушка. — Тебя любая зима испугается, прочь сбежит — не догонишь!..

Иша же тоже ей в ответ заулыбалась, но не колко и снисходительно, как обычно, а светло и радостно, словно в ожидании великого праздника.

— Сегодня ночью, Лая… — с этой-то странной улыбкой и сказала она. — Да-да… Последняя весенняя ночь — подходящее время. Сегодня ночью, девочка…

И вмиг поверилось, что старуха не шутит.

— Но… Как же так! — усмешка тут же сползла с Илл'ыных губ, к глазам подступили слезы. — Перед тобою годы и годы! Ты нужна ахарам!.. Я могу…

Иша мягко покачала головою. Погладила ее по волосам, как ребенка.

— Ничего ты не будешь делать, бестолковая девчонка… Я запрещаю. Не собираюсь жить тысячу лет — и свихнуться, как тот жрец, что венчал тебя, Лая. Моя первая ученица уже вошла в силу, так что… Я ждала лишь исполнения своего последнего видения — и дождалась. Много лет назад боги открыли мне, что я увижу тебя — живую — перед сроком… Время пришло. И Зелье Вечной Зимы уже ждет: я сама сварила его в новогодье…

Она гладила Илл'у по голове, улыбалась, светло и ласково, — а все внутри у девушки леденело от ужаса.

О Зелье Вечной Зимы она знала немало. Та еще мерзость! Яд — не яд, наркотик — не наркотик… Оно вводило в транс, убивало — и продляло агонию. Растягивало миг смерти на несколько часов, а одаренным еще и давало ясность. Ясно мыслить — и ясно видеть. Весь мир, прошлое и будущее… Те самые видения, что мог получить только сильный одаренный в момент кончины. Видения обо всем на свете…

Но плата… Плата была ужасной.

Старинные традиции требовали от Хранительницы умирать мучительно и долго. И даже смертью своей приносить пользу племени…

— Сейчас… другие времена! — попыталась было возразить Илл'а, но голос сорвался. — Ты… не обязана…

— Не учи меня моим обязанностям, девчонка! — рассердилась Иша. — Смерть Хранительницы — событие слишком редкое, чтобы им можно было пренебречь! Мой долг — оставить ахарам как можно больше предсказаний. Долг моих учениц — быть со мною до конца и записать каждое изреченное слово. Ты же… не имеешь больше долгов перед ахарами. Так что сейчас покинешь мой шатер, а утром — и мое племя, как сама того желала. Иди!

Что ж, такое прощание было вполне в Ишином духе!

Илл'а вышла из шатра сама не своя.

Было больно, но слезы высохли. А еще ужасно донимала обида, злость на своевольную старуху.

"Зачем? Ну зачем она… Зачем?"

Хуже всего было чувство бессилия. Хранительница приняла решение, старшие племени, наверняка, ее поддержали — всем прочим остается только смириться. Но Илл'а не могла, не хотела мириться! Это ведь… дикость полная!

— Варвары!.. Несчастные варвары!.. — шептала она, сглатывая сухой комок в горле. — Правильно ты, Эдан, их дикарями когда-то считал… Правильно…

Она бубнила, причитала, ругалась — а ноги сами несли в девичий дом, дрожащие руки вытряхивали залежавшийся дорожный мешок, перебирали одежду в сундуке, аккуратно заворачивали в полотно склянки с зельями…

Сомнения раздирали душу на части, но в одном Илл'а была твердо уверена: уже завтра утром в Ахарской Долине ее действительно уже ничего держать не будет.

Рассвет застал ее у Обозного Дома: бледную, собранную, с красными от бессоницы сухими глазами. Худой мешок со сменой платья и лекарскими запасами, туго заплетенная коса, ветхий храмовый балахон, такой линялый, что не видно и цвета. Удобные дорожные ботинки — подарок родичей. Ножны с кинжалом, подаренным больше года назад на постоялом дворе светловолосым мужчиной, тогда еще просто лордом Таргелом — наставником Илана, имперским дознавателем… Вот и все нехитрые пожитки.

Что в той жизни, что в этой — никак не приживалось в Илл'ыных руках богатство! Ну, видать не судьба…

Записку принесли, уже когда пожилой ахар-торговец запрягал лошадь, а девушка устраивалась в фургончике. Босоногая, распатланная и зареванная девчонка-семилетка, последняя из Ишиных учениц, сунула дрожащей рукой Илл'е клочок бумаги — и помчалась прочь, не иначе — нареветься вволю на плече у мамки.

Но до нее лекарке больше не было дела.

Записка была короткой, по-деловому сухой и (на непосвященный взгляд) весьма загадочной. Но Илл'ын позвоночник мгновенно обдало холодом.

"Последний день осени года 909-го. Синеглазые морские звери, семеро…" — говорилось в прорицании.

Перед смертью Иша видела новое Пришествие…