Анна Степанова - День середины лета [СИ]

— Но почему так? — не сдержалась девушка. — На это могут уйти годы!

— Или так, или никак! — отрезала Хранительница. — Ты еще спорить со мной будешь, глупая девчонка?

От бессилия Илл'е захотелось расплакаться.

— Вначале сложно, дальше дело пойдет быстрее, — немного смягчилась Иша. — Глядишь, к весне и закончим…

— Хорошо…

Как ни печально, юной жрице оставалось только смириться.

А уже седьмицу спустя Илл'ыной решимости изрядно поубавилось. Сны пропали, совсем — и все больше казались ей вымыслом. Зато непроходящая тошнота, боли в висках и затылке, резь в глазах, дрожащие руки и ноющее сердце стали горькой повседневной реальностью.

Так плохо девушке еще никогда не бывало. Каждое утро, с трудом выползая из Ишиного шатра, судорожно глотая ртом морозный воздух, щуря слезящиеся глаза на зимнем солнце, она чувствовала себя смертельно больной. Ей тяжело было ходить, тяжело дышать, тяжело думать — а воспоминаний, казалось, почти не прибавилось. Лишь мелочи, не сразу и заметные: движения, слова, голоса — тени. Неуловимые призраки, которые таких страданий вряд ли стоили.

На восьмой день, расставаясь в кустах с жиденьким завтраком да вытирая снегом желчь с синюшных губ заодно с кровью из носу, Илл'а почти сдалась. Почти…

— …Эн-Амареш горел… аккурат в канун Первого зимнего дня… — тихие слова хмурых мужчин, собравшихся у Ишиного шатра, вырвали ее из омута сопливой жалости к себе, заставили стереть бессильные слезы и собраться.

— О чем вы болтаете? — хрипло переспросила девушка.

— Войска Императора взяли-таки мятежный город, — мрачно поведали ей. — Говорят, все лордские поместья пожгли, а жилые кварталы не тронули… А пока лорды с лордами разбирались, говорят, темные мастера меж собою сцепились насмерть. Никогда прежде такого не было… Кто видел — поседели со страху… И вроде полегло там темных несколько сотен, а в последний осенний день выжившие всё под стенами погребальные костры жгли вместо праздничных…

"С ними темные мастера, несколько высших чинов и… все их младшие подмастерья… птенцы совсем…" — вспомнила Илл'а с ужасом.

Ее сон, который не сон вовсе…

Теперь девушке стыдно было за свое малодушие.

Хотела отступить при первых же трудностях! Выходит, почти предала того, кого любит, притом дважды?.. И, значит, права была насчет нее ведьма-убийца?

Нет уж!

Долой сомнения! Она все вытерпит!

Как ни странно, это решение словно переломило что-то в Илл'е окончательно. Ушел страх, а вместе с ним — и внутреннее сопротивление, как оказалось, изрядно мешающее их с Ишей делу. Стало легче дышать.

И вспоминать… стало легче.

Ночь за ночью она погружалась в чужую — свою — память, и выныривала оттуда чуточку другой. Илл'а менялась, как меняется всякий человек, накапливая опыт в течение жизни. Только обычно на это уходят годы — а юной лекарке пришлось довольствоваться всего парой-тройкой месяцев. И как же права была Иша, заставляя ее не спешить! И без того порой казалось девушке, что она вот-вот свихнется! Кошмары, беспричинные слезы и хохот, ссоры со всеми вокруг… К весне даже самые общительные соплеменники обходили Илл'у стороной.

Она была поистине невыносима!

Но главное — это все еще была она…

Самый большой страх — что ее, Илл'ы, не станет, а та, другая, просто займет освободившееся место, — так и остался всего лишь страхом. К концу зимы в этом уже не было сомнений. Но, как водится, на смену одному страху пришел другой.

Почти четыре месяца девушка не покидала Ишиного шатра — и Эдана во сне она не видела за это время ни разу… Хитроумная защита обиталища старой Хранительницы ограждала подопечную слишком уж надежно!

Ждет ли он все еще их случайной встречи? А может, давно вздохнул с облегчением?.. Да и до того ли в эту зиму грозному Гильдмастеру? Тревожные вести из имперской столицы, хоть и редко, но все же доходили в здешнюю глухомань. Волнения, загадочные смерти, публичные судилища и казни… Большая Императорская Свадьба, поднявшая на уши даже тихий провинциальный Таркхем… Столько всего — значительного, яркого, важного, — что о глупой храмовой девчонке и вовсе позабыть немудрено!..

И все же, все же… Илл'а надеялась.

До весны оставалось всего две недели, когда Иша разрешила ей вернуться в девичий дом.

Тем вечером лекарка долго ворочалась с боку на бок. Отвыкла она от здешней постели, да и товарки за ширмой шушукались, мешая спать. А еще снедала тревога… Приснится? Нет?

В комнату с витражами она провалилась сразу.

И Эдан, вопреки всем страхам, был тут.

Он сидел в кресле, неподвижный, отстраненный — руки сложены на груди, взгляд холодный и жесткий.

Молчали долго, разглядывая друг друга.

— Тебя… давно не было… — наконец, обронил он сухо. И девушка даже испугалась бы, если б голос его не дрогнул. Чуть заметно, но все же…

А потому она смело сделала шажок вперед, еще и еще — а губы уже растягивались в совершенно счастливой улыбке.

— Болела я, долго болела… — протянула смешливо. — Зимы в горах такие холодные!..

— Что есть, то есть… — задумчиво наблюдая за ней, согласился Эдан. — И как сейчас… со здоровьем?

Он подался вперед, и теперь лицо его было совсем близко.

— Словно заново родилась! — не отрывая от него глаз, тихо призналась Илл'а. — Иша чудеса творит с пациентами, хоть порой от ее лечения и помереть хочется…

— Так ты… у Иши жила все это время? — мужчина словно весь оттаял от этой новости.

— Конечно! У старушки под боком и охраной, день и ночь под бдительным присмотром… А что? Думал… я сама не приходила? — губы, вопреки желанию, задрожали. — Нарочно?..

Ответом ей была кривая усмешка.

— Кто ж тебя знает! Юные жрицы иногда такие… впечатлительные…

— Пугливые дурочки, ты хотел сказать, — желчно подсказала девушка. — Бывает всякое…

Она сделала последний шаг — и нахально устроилась на подлокотнике его кресла. Прильнула к плечу, обняла за шею, провела пальцами по волосам.

— Ты… прости за это, — прошептала мягко, в самое ухо.

Подобной смелости от храмовой мышки мужчина вовсе не ожидал, а оттого заметно растерялся.

— Не стоит… извиняться, — выдохнул виновато.

— Да-да, знаю, ты лишь получил, что хотел, — Илл'ын голос заиграл насмешкой, — Гадкий… изворотливый… манипулятор… — рука дернула светлую прядь волос, и еще раз, и опять, подчеркивая каждое слово.

— Какой… уж есть… — прикрыв глаза, хрипло пробормотал Эдан. — И я рад, что ты все-таки пришла… Иди сюда…

Рывком он стащил ее к себе на колени, обнял на миг крепко-крепко, показывая, что, и правда, рад.

— У тебя там… все хорошо? — спросила девушка, когда его объятия ослабли.

— Относительно… — Эдан поморщился. Было видно, что о своих делах он говорить не хочет. — А как Ахарская Долина поживает?