Анна Степанова - День середины лета [СИ]

— Продолжай, — бородач нахмурился.

— Монетка та зовется "лицензией второй степени" и открывает о-очень многие двери! А полагается она охотникам за тайнами…

Девушка замолчала, давая собеседнику возможность все обдумать.

— Что же ты такую ценную вещицу у него в постели не стащила? — нехорошо прищурился тот.

— Так он бы с меня первой и спросил! — зашипела зеленоглазая. — Воровства не прощают… игрушкам, пусть даже любимым… — она горько, как-то очень по-взрослому скривила губы.

Храш и сам отчего-то погрустнел.

— Чего же ты от меня хочешь, Лая? — вздохнул тяжело.

— Мне — лицензия Ульма, тебе — Граха, — жестко блеснули глаза девушки. — Я приготовлю сонное питье на весь лагерь, в котел с едой подмешаю… Мы с тобой особую травку пожуем, на нас не подействует… А когда остальные уснут — перережем им глотки. ВСЕМ, Храш! Останемся лишь мы с тобой, некому будет нас преследовать… За три недели доберемся в столицу, а там, коли Ульм не соврал, серебрушку нищему на воротах покажем, он направит, куда идти… Мы свободны будем, Храш! И каждый пойдет своей дорогой!..

Она выжидающе, без тени страха смотрела мужчине в лицо, зная, что жизнь ее сейчас в его руках. Коли донесет бородач главарю — умирать придется долго, в боли и унижении. Но если уж согласится…

— Почему же ты меня в это посвящаешь? — подозрительно спросил он. — Могла бы тоже своим питьем напоить…

— Ты всегда был ко мне добрее остальных, — повела зеленоглазая плечами. — Да и не… пользовался никогда.

— И что? — сверкнул Храш глазами. — Усыпила бы да бросила, а не звала, рискуя, в подельники!

Ее лицо вдруг потеряло злую решимость, стало растерянным, и оттого опять совсем детским.

— Я… не знаю, смогу ли… убить, — прошептала девушка, потупившись. — Никогда раньше…

Бородач зло выругался.

— Давненько руки чешутся Ульма на тот свет отправить! — сплюнул он в прелую листву под ногами.

Зеленоглазая криво, осторожно усмехнулась в ответ…

Храш выполнил свою часть сделки. Та ночь была кровавой и жуткой.

Ульму же, своему мучителю и наставнику, мужчине, научившему ее отвращению к чужим рукам пополам с гнусной похотью собственного оскверненного тела, зеленоглазая девочка горло перерезала собственноручно…

****

Чужая кровь, казалось, выжгла черные узоры на ладонях.

Илл'а кричала, скулила от ненависти и страха.

От кровожадной, злой радости.

От тошноты и брезгливого ужаса…

Никогда еще сон ее не был столь ужасен!

— Тихо, тихо, девочка… — уговаривал ее знакомый голос, мягко, но крепко удерживая на грани истерики. — Плохой сон, плохие мысли… Некоторых вещей лучше вообще не помнить…

Горячие мужские руки сжимали плечи — и поначалу она было отшатнулась, забилась, вспомнив въевшееся до донышка души отвращение, ненависть к липким, грязным прикосновениям…

Но голос снова вывел ее из кошмара.

— Ты здесь, Илл'а — не там… С тобою ничего этого не было, слышишь?.. Слышишь?..

Он говорил, повторял вновь и вновь, шептал, сжимая ее все сильнее.

И ее слезы, наконец, нашли выход.

Она ревела некрасиво и громко, столь по-детски, что самой становилось стыдно.

— Лучше бы я не узнала его, Эдан! Никогда-никогда не вспомнила!.. О Богини, Я НЕ ХОЧУ НИЧЕГО БОЛЬШЕ ЗНАТЬ!..

Каморка, скорее — тесная келья. Опрятная, но по-каменному холодная, с единственным узким окошком почти под самым потолком. Комната не для гостей — для прислуги…

Огнезор взбесился бы от такого небрежения к своей спутнице, не знай он наверняка, что Илл'а сама настояла.

Разозлилась, глупая девчонка! Уперлась…

Позволить себе, наконец, до нее дотронутся, обнять ее — стало таким облегчением!

Дьяволы возьми!

Пора было хоть самому себе признаться, что пропал он — и пропал безнадежно!

Не признавая беды, спасения не найдешь…

Илл'а не кричала больше — только бормотала и всхлипывала, по-детски отчаянно цепляясь за его рубашку. Она, кажется, совсем не осознавала себя, и оттого говорила с ним, будто прежняя…

Будто действительно вернулась…

Огнезор же укачивал ее, словно младенца. Нес какие-то глупости, забирая страх. Наводил незаметно покой и сон.

Так их и застали сбежавшиеся на шум домочадцы.

— Что там? Что стряслось? Кто кричал?.. — вопросы сыпались, мелькали белые рукава ночных сорочек.

В каморке вмиг стало тесно и шумно.

— Тихо! — зашипел на них Огнезор. — Всего лишь кошмар, чего всполошились?..

Неохотно оторвал он от себя крепко спящую девушку, осторожно уложил в кровать. Устало опустился на пол рядом, не отпуская Илл'ыной ладони. Успокаивающе гладил подрагивающие пальцы, не отрывая глаз от ее руки.

На толпящихся у двери людей старался вообще не смотреть.

Хоть бы убрались восвояси! Было бы лучше всего…

Ненадолго повисла тишина.

— Очень мило! — первой очнулась Алия. — Не будь ты тем, кем есть, после ТАКОГО должен был бы на бедной девочке жениться! Блюдет ли Храм репутацию своих жриц?..

— Мне не до твоих колкостей, Али… — голос вышел надломленным и хриплым.

— Пойдем, милая! Не ко времени… — потянула дочь за порог леди Юлия.

— Да что я такого сказала, матушка? — Алия уходить не желала. — Сама мне про приличия…

— Вот и соблюдай их! — рассердилась женщина. — Взгляни только, как ты одета!..

Даже Огнезор после этих слов не сдержал любопытства — что уж говорить о наивном Илане! И конечно, тот не мог не приметить, как нежно обтекает девичий стан тонкий батист сорочки, весьма откровенной для юной, пусть и благородной, девицы (особенно же в здешних местах, где и весной порою по-зимнему холодно!)… Лишь вдоволь покрасовавшись, Али выпорхнула за дверь, весьма довольная и собою, и взглядами жениха, что стали куда теплее, чем при первой встрече.

"Скажи спасибо своей мудрой матушке!" — иронично усмехнулся ей вслед Огнезор.

Теперь, когда суета улеглась, он тоже стал пугающе спокойным. Все мысли застыли, развернувшись с ужасающей четкостью — кристально-ясные, отчетливо-острые. Он видел, что его ожидает.

Признавал это.

Но вот был ли готов к последствиям?

Илан все еще оставался в комнате. Смотрел на наставника со странной смесью испуга и сочувствия.

Бередил душу зябким чувством вины…

— Не пора ли ко сну, твоя Божественность? — Огнезор просто не выносил подобных взглядов.

— Выглядишь… больным, — не сразу подобрал юный лорд нужное слово.

— "Больным"? Действительно… Я болен… — Гильдмастер сжал сильнее Илл'ыну руку, не в силах заставить себя расцепить пальцы. — И эта "болезнь", боюсь, так или иначе, будет стоить мне жизни…

— О чем ты сейчас говоришь? — напрягся юноша. — Это из-за нее? — взгляд, брошенный на спящую, был весьма и весьма враждебным. — Только не говори, что становишься сентиментальным… с возрастом…