Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

Они накупили припасов, приобрели несколько платьев и пару дорожных плащей. Веселый плотник сколотил Эльге несколько чудесных рамок, в которые тут же вставил тонкие деревянные дощечки. Унисса раздобыла десяток холстов.

— Н-но!

Поехали дорогой на Гарь-поле. Лошадки послушно трусили по размякшей, но все еще добротной дороге, выводя колесную колею.

Сидеть на обшитой волчьими шкурами извозчицкой скамье было удобно, ноги упирались в специальную подставку, сверху нависал козырек, не давая редкой мороси попасть в глаза.

Унисса держала вожжи.

Сбруя позвякивала, фургон кряхтел и скрипел, копыта с чавкающим звуком опускались в глинистую грязь.

— К вечеру остановимся, — сказала Унисса, — и будешь набивать букет.

— Ну, мастер Ма-ару! — протянула Эльга.

— У тебя был день отдыха, этого, думаю, хватило.

— А пальцы до сих пор болят!

— Поболят — перестанут.

— Ага, конечно.

— Не пререкайся.

Эльга вздохнула.

— Да, мастер Мару.

— Пока попробуешь набить наш фургон. Это простое задание.

Мимо потянулись поля, блестящие канавками воды и полные желтоватых стеблей. Чуть в стороне ровняли новый участок — тощий вол уныло тянул за собой борону. На воле сидел мальчишка в остроконечной шляпе.

— А куда мы едем? — спросила Эльга.

— В Гуммин. Это восточнее, Иссимский вейлар.

— Там новый заказ?

Унисса качнула головой.

— Нет, когда-то в Гуммине жил мастер Крисп, а потом оставил на меня дом. Я навещаю его время от времени.

— Кого? Мастера?

— Дом, дурочка.

— А я думала, что мастера все время путешествуют, — сказала Эльга.

— Не все время. А вот выучу тебя, так вовсе осяду в Гуммине, и отдуваться придется тебе, — пригрозила Унисса.

Впереди вырос холм, как щетиной, с одного бока поросший кустарником, и дорога завернула в объезд.

— А мастера все такие? — спросила Эльга.

— Какие? — покосилась Унисса.

— Ну, без семьи, без детей.

Лошадки помахивали хвостами.

— Нет, почему же? Бывают у них и семьи. Но редко. Мастерство, оно такое… оно требует тебя всего, без остатка, и на любимых людей просто не остается времени. — Унисса вздохнула. — Ничего не поделаешь.

— Это не правильно, — сказала Эльга.

— Так есть.

— А я?

— Что — ты?

— Ну, со мной-то вы возитесь.

— Вожусь, — признала Унисса. — Потому что мастерство не должно прерываться. К тому же, это мне почти ничего не стоит. Так что, ученица, готовься соответствовать.

Эльга фыркнула.

С низинки надвинулся белесый, зябкий туман, но рассеялся, едва дорога забралась выше. По правую сторону молчаливыми рядами застыли чахлые елки.

— Если подумать, — сказала Унисса, — всегда чем-то приходится жертвовать. Любой твой выбор означает отказ от чего-то еще.

— А если бы вы стали грандалем…

Унисса щелкнула вожжами по крупу одной и второй лошадок, заставляя их идти резвее. Внутри фургона что-то упало на пол и перекатилось.

— По-моему, я уже сказала, что не собираюсь раскрывать тебе этот секрет.

— Но вы бы стали менять мир?

— Не знаю, еще не решила. По слухам, мастер становится грандалем на очень короткое время, и не все, в этом смысле, зависит от его желания. Можно даже проморгать момент, а потом жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— А я бы вернулась домой, — сказала Эльга.

— Сейчас?

— Нет, позже. Через год. Или через три. Чтобы мама, папа… Чтобы я вошла, а они такие… «Дочка, доченька!»…

Эльга всхлипнула.

Слезы потекли, словно дождь над Дивьим Камнем. Вытирай, останавливай, все равно не удержишь. Черное мастерство.

— Ну-ну, — Унисса смахнула пальцем слезинку с Эльгиной щеки. — Воды нам, по-моему, хватит. Перебор.

До Гуммина они добрались за четыре дня.

Лошадки попались выносливые и неприхотливые. На ночь Унисса, стреножив, оставляла их пастись на полянках неподалеку, затем разжигала костер, и они жарили мясо, изумительно вкусное, горячее, капающее жиром.

Темнота сторожила за кругом гудящего, выстреливающего искры огня, Эльга куталась в плащ, а Унисса рассказывала истории из своей жизни, о листьях и людях, о мастере Криспе, о приеме у кранцвейлера, где в глазах рябило от витражей и золотого шитья.

После этих историй было удивительно сладко засыпать в фургоне. Ветер дышал в стенки, бормотали листья на крыше, и сны приходили на мягких лапах, чтобы обнять и окунуть в отголоски услышанного.

Солнце по утрам явно чувствовало себя неуверенно и грело небо где-то за облаками. Дождь же больше грозился, больше пугал, чем лил по-настоящему. Прыскал, словно напоминая: я здесь, чуть что — гряну!

Они проехали низинку, давшую название местечку, всю в черных проплешинах, будто выгоревшую, миновали несколько деревенек.

Эльга набивала букеты, пытаясь перенести на дощечки ночь и костер, последнюю стоянку, дорожную колею, а Унисса то кривила губы, то неожиданно слегка поправляла один-два листа, превращая ученическую работу в нечто более зрелое.

До нужного размера отрос ноготь. Пользоваться им сначала было совсем не удобно, палец не соглашался гнуться под нужным углом, но с каждым разом управляться своенравными фалангами получалось все лучше. Р-раз! — и зубчик долой. Два! — прощай, черенок.

К Гуммину подъехали глубоким вечером, успев набрать в расположенной рядом рощице два больших мешка листьев.

Иссимский вейлар мало чем отличался от Эрзимского, в котором находились и Эльгино Подонье, и Дивий Камень. Те же заборы, те же дома, разве что побогаче, каменных побольше. Те же низкие стены вокруг городков, те же лавки под навесами и мощеные камнем узкие улицы.

И люди те же, пусть рубахи были свободней в вороте, пояса — с бляшками, а кофты и малахаи — длинней в рукавах.

Стражник в воротах и вовсе стоял в доспехе, жадно ловившем отблески потрескивающего факела. Погромыхивая начищенным железом, он вышел из будки и смело заступил лошадям дорогу.

— Кто такие?

— Мастер листьев Унисса Мару.

— А печать есть? — стражник попался подозрительный.

Унисса закатала рукав.

— Смотри.

— И у меня.

Подвернув ткань, Эльга выставила и свою руку — тощую и бледную куриную лапку рядом с загорелой рукой мастера.

— Мастерам въезд свободный, — с огорчением произнес стражник, разглядев зеленоватые пятна печатей. Он отошел в сторону, хлопнув одну из лошадок по крупу. — Доброй дороги.

— Долгой жизни, — отозвалась Унисса. — Н-но!

Щелкнули вожжи. Фургон двинулся с места.

— Если негде остановиться, — сказал стражник, идя вровень, — то через улицу есть постоялый дом Гуга Меермина.

— Родственник? — усмехнулась мастер.

— Тесть, — вздохнул тот.

— Сожалею.

— Пропади он пропадом, — сказал стражник и укрылся в нише у ворот.

Город готовился ко сну. Фургон въехал в Гуммин, усыпанный желтыми пятнами окон словно осенней листвой.