Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Смотри, это горечавка, — сказала она, и узкая зеленая полоска на мгновение задержалась в пальцах, — хороша от болезней, в букете прибавляет здоровья…

— А почему в букете? — Эльга остановилась, переводя дыхание. — Наверное, вы хотели сказать «в портрете», мастер.

— Мастера всегда говорят «букет». Портрет — это, в общем, низкое слово. Среди своих его не произносят.

— А почему?

Унисса, стоя по пояс в кипрее и чужице, окруженная мелкими синими и белыми цветками, пожала плечами.

— Портрет — это уже сформированное, свершившееся проявление мастерства. А букет… Это как бы само действие… Поняла?

— Нет, мастер.

— Я почему-то и не сомневалась. Догоняй.

Гудели шмели. Трещали кузнечики. Солнце жарило землю и будто горячую ладошку держало над Эльгиной головой.

Девочка споткнулась и упала.

Слезы обожгли уголки глаз, покатились по щекам. Было ужасно обидно, что ею командуют, как вещью. А она устала. И хочет домой. Сильно-сильно хочет домой.

— Что ты копаешься?

Унисса нависла над Эльгой.

Приминая кипрей, та повернулась к мастеру спиной и сжалась в комок.

— Я не хочу больше! — всхлипывая, сказала Эльга. — Вы злая! А я не хочу быть как вы! Это глупое мастерство…

Она зарыдала. Унисса опустилась рядом.

— Посуди сама, — мягко произнесла она, — ты — домашняя девочка, и если я буду ждать, когда в тебе прибавиться ума, чтобы меня слушаться и понимать мастерство, время источит меня в худую щепку, которую и в букет не взять, только выкинуть.

— Но почему все так? — сквозь слезы произнесла Эльга.

— Потому что это жизнь, — сказала Унисса. — Она не всегда весела и справедлива, и очень часто тяжела.

— А я не хочу!

— Кто ж этого хочет?

Девочка подняла голову.

— Вы!

— И еще обижаешься на дурочку, — улыбнулась мастер.

— Просто…

Эльга посмотрела в глаза Униссе и уткнулась в пахнущее листьями платье, хотя, наверное, мгновение назад ни за что бы этого не сделала.

— Просто мне пло-охо!

Лицо ее утонуло в складках ткани, в тепле чужого тела. Мастер, помедлив, огладила вздрагивающее Эльгино плечо.

— Это не дело.

— Де-ело…

— У нас есть работа, — сказала Унисса. — Станешь грандалем, реви сколько угодно. А пока нет времени. Ладно?

Эльга, судорожно выдохнув, кивнула.

— Ладно.

Утирая глаза, она поднялась на ноги.

— Собирай все, что тебе кажется интересным, — сказала мастер. — Это часть мастерства. Нужные травинки и листья должны сами идти в руку. Пошли.

Они миновали луг.

Унисса рассказывала про дрок, чужицу, лен и синие глазки, что с чем сочетается, что не сочетается, что чувство букета должно возникать на кончиках пальцев, это чувство придет изнутри, само, и что мастер Крисп под старость составлял букеты, пробуя листья на вкус.

— А так можно? — спросила Эльга.

— В конце жизни ему изменило зрение, — ответила Унисса. — Но букеты у него получались лучше, чем всегда.

— А он стал грандалем?

— Нет, — сказала Унисса. — Не успел. Ему всегда казалось, что еще чуть-чуть не хватает.

Роща начиналась в ложбинке, заросшей ягодником, и взбиралась выше по склону невысокого холма. Они прошли первые деревья. Унисса сорвала несколько листьев с нижних веток, растерла их в ладони, принюхалась.

— Хороший лес.

— А чем он хорош? — спросила Эльга, потянувшись к понравившемуся, почти прозрачному на солнце листу.

— А вот подумай, — сказала мастер.

Они бродили между деревьями. Здесь росли бук и орешник, кое-где, особняком, стояли дубы, кряжистые, морщинистые, с кронами, не пропускающими лучи солнца к земле. Под ними почти не было травы. А выше по склону качались гибкие стволы лебяжника.

Его узких листьев Эльга нарвала больше всего — к ним даже тянуться не приходилось, пригнул ветку — и собирай. Сак скоро распух, и листья внутри шуршали при каждом шаге. Словно переговаривались и выражали неудовольствие.

Мастер то пропадала за деревьями, то замирала на месте, сосредоточенно нахмурившись. Казалось, до Эльги ей совсем нет дела. Зелень слетала с ее ладони, пальцы щупали воздух у веток. Один раз она прошла очень близко от ученицы, и глаза ее были закрыты, но уверенный шаг никак с этим не вязался.

— Иди-ка сюда, — скоро позвала она Эльгу.

Между двух кочек над пышным ягодником прорастал тонкий серый ствол с лапчатыми красноватыми листьями. Унисса с улыбкой застыла около него.

— Знаешь, что это? — спросила она.

Эльга мотнула головой.

— Это редкое дерево, — сказала мастер. — На юге его зовут донжахин, что переводится как друг-приятель. Его листья в букете обещают встречу или весть от близкого человека.

— И сбывается? — спросила Эльга.

— Это уж как составишь букет.

— А можно сорвать?

— Конечно, — сказала Унисса.

Эльга потянулась за листьями.

— Осторожнее, — мастер поймала ее пальцы. — Если хочешь, чтобы свойства листа сохранялись как можно дольше, отщипывать его нужно на ноготь от соединения черенка с ним самим. Ты должна почувствовать жилку, где можно. Поняла? И больше не срывай листья, как попало. Они быстро умрут.

Эльга пристыженно кивнула.

— Давай, — Унисса отпустила руку девочки.

Лист затрепетал перед глазами.

Эльга наклонила ветку к себе, затем под одобрительным взглядом мастера повела пальцы к черенку. Чем ближе она подбиралась к лапчатому красавцу, тем, казалось, теплее становился черенок. Скоро даже можно стало уловить, как его пульс отдает в подушечки пальцев.

— Чувствуешь? — спросила Унисса.

— Да, — сказала Эльга.

Она отщипнула лист, передавив биение.

— Молодец, — похвалила мастер, скрываясь в зарослях. — Теперь собери еще два десятка. А на верхушке оставь.

Ветер шелестел в кронах. Солнечный свет прозрачными, желтыми снопами прорывался сквозь ветки и кружевом ложился под ноги. Вилась безобидная мошкара.

Отбирая листья и бережно укладывая их в сак, Эльга задумалась, можно ли составлять букеты для самой себя. Вот сделалось бы ей грустно, а донжахин под рукой. Сложил букет, и — раз! — Тойма приехала. Или мама с папой.

А еще Рыцек.

Но нельзя, наверное. Эльга вздохнула. Мы же не себе служим, мы Краю служим и его кранцвейлеру. Спросишь, а мастер Мару опять дурочкой обзовет.

Эльга погладила лист, и ей показалось, что он отозвался на ее ласку легким покалыванием. Будто предложил подружиться.

— Ученица!

Махнув на прощание дереву ладошкой, Эльга помчалась на зов.

— Да, мастер Мару!

— Быстрей!

— Бегу, мастер Мару!

Сак хлопал по спине легким, шуршащим крылом. Деревья прыскали в стороны. С разбега Эльга чуть не влетела двумя ногами в ручей, но смогла отвернуть и не дала исстегать себя гибким прутьям лозовника.

— Эльга!

— Я здесь, мастер!