Дмитрий Тихонов - Медианн №3, 2020

Наемник кричал, пытаясь вырваться из пут, но привязали его очень умело — Шавой ощущал лишь судороги мышц пленника. Стул прибили к полу, чтобы нельзя было его опрокинуть.

— Я убью дер Лана! Прекрати! Я убью его для тебя!

— Заткните ему рот, — приказал Шавой. Крик перестал доставлять удовольствие.

Один из трущобных, что молча стояли за стулом, шагнул вперед и затолкал в перекошенный рот грязную тряпку.

Шавой отпустил искалеченную руку. Отдышался. Руки были липкими от крови. Он положил шило рядом со свечой. Пошарил рукой по столику. Крюки, пластины с зазубренными краями, молоток с острыми конусами по торцам головки, ножи — изогнутые, прямые, длинные и короткие. Трущобные даже перестарались с выполнением поручения.

Шавой взял молоток, другой рукой нащупал колено пленника, примерился и с размаху опустил на коленную чашечку. Звучно хрустнуло. Тряпка отфильтровала крик в глухое мычание.

Жаль, он не мог видеть лица напротив. Выпить глазами эту боль.

— Танцевать он не сможет, — высказал мнение один из трущобных и усмехнулся.

— Заткнись, — оборвал другой.

Шавой бросил молоток на пол, обхватил голову северца руками. Под огрубевшей от масла и грязи тряпкой нащупал глазные яблоки, надавил на них большими пальцами.

В оружейнике что-то оборвалось. Он представил, что сейчас за спиной скрипнет дверь, и в помещение войдет Доместико. Увидит его таким, истязающим эту куклу из плоти, крови и лимфы. Обезумевший палач и его жертва. Как тогда, когда свет перестал быть белым. Только сейчас они поменялись ролями.

Он повел мальчика за собой по черной дороге мести, но глупо думать, что, ступая по обочине, Доместико не станет другим и останется прежним.

«Это не его дорога. И уже не моя, — неожиданно подумал Шавой. — Я должен свернуть, взяв с собой мальчика».

Глыбой навалилась слабость.

Он почувствовал себя опустошенным и разбитым. Происходящее в этих стенах перестало иметь значение. Он испытал страх. Его как будто снова окатили ледяной водой. «Неужели я делаю это?»

Голова северца билась в его хватке.

Но руки уже не слушались.

Он утопил пальцы в глазницах.

— Забудьте про старый заказ. Мне не нужна голова капитана.

— Но.

— Вы получите оставшиеся деньги, как и было условлено.

— Как угодно. Что делать с этим?

— Не убивайте его. Снимите с него тряпки наемника и оставьте там, где он сможет рассчитывать на помощь, естественно, не людей капитана. Есть такое место?

— Приют Создателя. Там не отвернутся от. калеки, — последнее слово охрипший трущобник словно выдавил из себя.

— Так и сделайте. Если захочет жить, ему придется свыкнуться с темнотой.

— Он попытается вас найти.

— Возможно. Но вас он не видел, как и постоялый двор. А я здесь долго не задержусь. Сделайте, как я сказал, и возвращайтесь за платой.

Стук копыт о булыжную мостовую постепенно стих, повозка чуть накренилась на бок и остановилась.

Доместико открыл глаза.

— Уже приехали? — освобождаясь от дружеских объятий сна, спросил мальчик.

Шавой передал ему исписанную убористым почерком гербовую бумагу.

— Да, выходим. Прочти вверху — там адрес.

Они вышли из повозки. Город встретил их зычными криками рыночных торговцев, звуками катящихся по мостовой бочек, девичьим смехом и криком глашатая, возвещающего горожанам о приезде нового оружейника.

— Приветливый город, — улыбнулся Шавой, ощупывая тростью брусчатку. — Ты разобрался?

— Да, нам сюда, идемте.

Они двинулись по узкой улочке. Доместико с интересом разглядывал нарядные окрестные дома, спешащих по делам улыбчивых горожан, красочно описывая увиденное оружейнику. Мальчик поражался отличию города — трепещущие на ветру косицы флагов, пойманный окнами домов солнечный свет, чистая мостовая — от тех образов, что отчетливо маячили в его памяти, напоминая о минувших днях.

Этот город был другим, в нем, казалось, живут люди, неспособные на предательство, что стало обыденным в иных местах. Люди, открыто смотрящие друг другу в глаза, уважающие родной город, своих соседей.

Так думал мальчик.

— Доместико, сынок, — обратился к нему Шавой. — В этом городе мы останемся жить. На оставшиеся деньги я приобрел небольшой дом, где разместится наша с тобой оружейная мастерская. Благодаря помощи рыцаря Аарона я получил место главного оружейного мастера. Я научу тебя премудростям ремесла, мой мальчик, и мы сотворим множество чудесных орудий, что прославят наши имена.

— Мастер… отец, — вполголоса произнес мальчик, казалось, навсегда уже забытое слово. — Мы будем жить вместе?

— Конечно, ведь мы одна семья. Или ты считаешь себя достаточно взрослым, дабы бросить старика и найти себе симпатичную девчушку?

Доместико засмеялся. Шавой обнял его и погладил по щеке.

«Мой сын, мой сын», — с волнением открывал в себе оружейник нечто новое.

«Отец!» — кричала душа мальчика, обретшего в этом жестком мире того, кому можно верить всегда; того, кто будет рядом, что бы ни случилось.

И Шавой, наконец, понял, что новое предназначение, о котором говорил странный сапожник, идет сейчас с ним за руку.

Этот не по годам возмужавший мальчик и есть смысл его жизни.

Ради него стоить идти дальше, укрывая глаза от ярких лучей восходящего мира.

Причал южного порта так и не восстановили. Две зимы назад пришвартованный калипский брандер взорвался, подняв в небо столб из воды и щепы, переломив пополам соседнюю бригантину. Что там случилось, осталось загадкой, но поговаривали — то был несчастный случай.

Капитан безразлично смотрел на зеленоватую воду, бьющуюся об огрызки деревянных свай.

Поймавший фордевинд легковесный бот проворно вошел в бухту. Вскоре от него отпочковалась лодка, двое гребцов налегли на весла, выровняв нос по огрызку пирса, на котором стоял капитан. Человек в черной накидке с капюшоном неподвижно сидел сзади.

Когда лодка подплыла, Гарфан дер Лан протянул руку, помогая человеку взобраться. Высокий худой мужчина скинул капюшон, посмотрел бусинками глаз на капитана. Рукопожатия не случилось, возможно, сцепка кистей при подъеме на пирс сошла за приветствие.

— Не ожидал вас лично, генерал, — сказал капитан.

— Многие считают это безрассудством, но я привык решать проблемы лично.

— О каких проблемах идет речь?

— Не строй из себя безмозглую кухарку! Все рушится. Я потерял доверие императора. — Голос генерала будто доносился из глубокой пещеры. — День — два, и мою голову приколотили бы за уши к воротам дворца. Ты поднял слишком много шума.

— Я действую по обстоятельствам. Ждать не имеет смысла.

— Что за мальчишество, капитан? Ты, видно, спятил. Империи так не рушатся.