Дмитрий Тихонов - Медианн №3, 2020

Жданаро. Город на листочке бумаги, найденном в кармане убитого оружейником северца. Адрес: изображение-символ дома и прозвище, сходное с прозвищем хозяина. Крошечная зацепка. Следовало быть осторожными с расспросами.

Они сняли комнату на неделю.

Сипловатый хозяин, от которого пахло несвежей рыбой, лично вызвался провожать их до спального корпуса. Он придерживал Шавоя под локоть и называл «господином».

— Я видел, с кем вы приехали, господин, — сказал хозяин. — Рыцари Святой Церкви ваши друзья?

— Они — хорошие люди, — сказал Шавой.

Устилающая грязь солома сменилась деревянным пандусом. Они поднялись в галерею первого этажа.

— Рыцарь Аарон — очень добрый, — воскликнул Доместико. — И он знает много историй. Они спасли нас!

— Осторожно, господин, ступеньки. — Хозяин придержал Шавоя. — Спасли? О чем говорит молодой человек?

— Доместико, ты слишком много болтаешь. Не утруждай хозяина.

— О нет, что вы! У меня есть причины быть любопытным, и не одно ваше слово не прольется из моего старческого рта.

— Хозяин, позволь… — рука Шавоя потянулась к лицу собеседника.

Они остановились.

Шавой исследовал левой рукой отекшее лицо. Хозяин дрожал.

«Чего он боится?»

— Каннибалы. — Накатила тошнота. — Нас чуть было не съели монахи, питающиеся человечиной.

— Боже.

Хозяина била крупная дрожь. Он схватил ладонь оружейника, стиснул ее.

— Моя дочь… ее съели два года назад.

Слова хозяина и воспоминания о трапезе среди людоедов (знаменитый монастырский суп) сделали свое дело — Шавой согнулся и его вырвало.

На следующий день Шавой посетил расположенную неподалеку мастерскую сапожника. Он не решился будить изнуренного последними событиями Доместико и пошел один. Благо мастерская располагалась рядом с постоялым двором, прислонившись неказистой постройкой к северной стене спального корпуса, словно уставший путник.

Оружейник позволил одному из мальчишек хозяина довести его до лавки. Назад он доберется — его пальцы запомнили сырой фасад строений.

Дверь лавки была приотворена — оттуда раздавался характерный стук сапожного молотка.

Шавой прошел внутрь:

— Хозяин!

— Да, господин, чего желаете?

Пахло свежей кожей, терпким клеем. Сапожник усадил Шавоя на низенький стул.

— Сапог прохудился, хозяин.

— Это починим. Время терпит?

— Терпит. Я подожду.

Они разговорились.

— Ну, а ты доволен своей жизнью? Ответь мне, — попивая горячий сладкий чай, спросил Шавой.

— Конечно, — ответил сапожник. — Ведь я занимаю свое место.

— Думаешь, это так важно?

— Конечно. Человек, занимающий чужое место, всегда будет несчастлив, каким бы хорошим это место ни было. Кроме того, я приношу людям пользу, они уважают меня.

— Уважают?

— Да, мой труд всегда востребован. Людям нужны мои руки, моя работа, взамен они отдают нечто большее, чем просто плату, — ответил сапожник. — Вкусный чай?

— Давно не пил такого. И что же они тебе дают?

— Они дают мне осознание моей значимости. Они верят, что занятое мной место по праву принадлежит именно мне.

— Ответь тогда на вопрос. Если судьба отбирает у человека его умение, его ремесло. Как быть тогда?

Сапожник тихо засмеялся. Табурет жалобно заскрипел под тяжестью его тела.

— Нет, вовсе нет. Если место под солнцем по праву занято тобой, ничто не властно согнать тебя с него. Ничто, поверьте мне.

— Даже смерть?

— Даже смерть. В памяти людей ты и твой труд останутся ровно настолько, насколько ты был лучшим в своем деле.

— А что значит по праву, сапожник?

— Это значит в меру способностей, которыми обладает человек.

— Иначе говоря…

— Да, именно так. Если человек теряет свое место, это значит только одно: оно должно принадлежать другому. Вот так.

— Складно у тебя получается.

— Такова истинная закономерность бытия.

Шавой задумался. Сапожник колдовал над его обувью, тихо насвистывая незнакомый мотив.

— Ты обретешь новое предназначение, — не отрываясь от работы, сказал сапожник. Он взял со стола шило и принялся проделывать в подошве отверстия.

— Новое предназначение?

— Такова твоя судьба. Хочешь еще чаю, господин?

— Нет, благодарю тебя. Как там моя обувка?

— Потерпите еще немного. Кстати, вчера я видел тебя с мальчиком. Ваш сын?

— Ум-м, да. Мой… Похож?

— Конечно, ведь он ваш сын. Во всем берет с вас пример. Похоже, вы хороший отец.

— Надеюсь.

Сапожник взял со стола толстую иглу и вдел в нее нитку.

— Значит, занять именно свое место в мире, и есть смысл, по-твоему? Смысл жизни?

— Конечно. Вы все поняли правильно. Но есть одна оговорка.

— Какая же?

— Это не по-моему и не по-твоему, это — на самом деле. Истинность того или иного явления всегда однозначна, всегда единственна, всегда постижима. Таков наш мир, господин.

— А как же ты узнал, что это именно твое место? Только не говори, что тебя привлек стук молотка или запах клея.

Сапожник улыбнулся:

— Будучи мальчишкой я заметил, что у лавки сапожника всегда стоят люди; получая назад свою обувь, они улыбаются и платят деньги. Вот так, господин.

— Честно говоря, не ожидал услышать такое, зайдя в лавку сапожника. Ты мудрый человек.

— Спасибо. Но это не мое предназначение. Кстати, я закончил. Примерить не изволите?

Хозяин постоялого двора — Крунт — вернул Шавою деньги. «Вы мои гости», — заявил он и был непреклонен. Он проникся к слепому и мальчику теплыми чувствами и желал оказать любую помощь. В незнакомом городе это было очень кстати.

— Почему ты так добр к нам, Крунт? Или у вас в Жданаро так полагается? Я много повидал на своем веку. И мне знакомо лживое гостеприимство, когда хозяин, недавно выказывавший почтение, назавтра нашептывает о тебе грабителям на окраине города.

— В память о дочери… Прошу, не унижайте меня платой за право помочь вам. Неужто не видите? — Крунт осекся. — Простите. Мое горе лишило меня возможности притворяться. В память о ней я помогу вам, чем смогу.

Больше он не обронил ни слова о горе, у которого не могло быть срока давности. Он не терзал постояльцев вопросами об их скитаниях и невзгодах. Глаза хозяина молча хранили болезненные воспоминания и незаданные вопросы — словно колодец, заполненный дождевой водой.

— Я понял, куда делась вся доброта и отзывчивость этого мира, — сказал Шавой, когда Крунт, почтительно склонившись (забыв, что господин не может оценить подобный жест), вышел из комнаты.

— Куда, мастер? — спросил мальчик, не понимая, что оружейник говорит не с ним, — сам с собой.

— Она нашла приют в трактирщиках. — Шавой невесело усмехнулся. — Если судьба в чем-то и благоволит мне, то во встречах с добрыми трактирщиками.