Светлана Волкова - Сожженная земля [СИ]

— Не дождешься. И прекрати называть меня женщиной! Так и знал, что твоя монастырская подружка Лаэ плохо на тебя повлияет!

— Но ты и есть женщина, Творец! А я — мужчина, Вдохновитель.

— Ладно, мы попробуем эту ролевую игру, раз она так тебя заводит. В конце концов, ради того, что ты только что мне сказала, можно и потерпеть немного. А где твоя мерканская подружка?

Эдера пожала плечами.

— За Рубежом, полагаю.

— Она вернется?

— Понятия не имею. Она в своих играх.

— Пусть в них и остается. А мы можем возвращаться без нее.

— Наверно, ты права, Кристалл.

— Я тебе дам Кристалл!

Он повалил ее на траву и начал раздевать.

— Сейчас я тебе покажу, кто здесь женщина и кто мужчина. Ты совсем забыла разницу в своем Элезеуме, с одними девочками. Придется вспоминать, Эдера. Вдохновитель, или как ты там себя изволишь величать?

Эдера хохотала и брыкалась, пока Кэрдан стаскивал с нее платье. Почти как в старые добрые времена… Но не совсем. Теперь она знала, кто он и кто она. Теперь она могла понять.

По другую сторону Рубежа две женщины пребывали в молчании. Иринел поднялась и протянула руку Ветарии.

— Пойдем.

Та изумленно смотрела на протянутую руку.

— Ты готова провести меня? Он пустит?..

— Он уже пустил тебя. Осталось пройти чуть больше. Элезеум открыт для всех, кто готов встретить его. По-настоящему готов.

— Он не боится, что когда-нибудь я могу обернуть увиденное против него? Когда рубеж кристаллизации отступит на безопасное расстояние… и мы снова сможем начать свою игру, перейти в наступление?

Светлая лукаво улыбнулась.

— Может, тогда ты вспомнишь все, что он показал тебе, Игрок Кристалла. Вспомнишь, что все едино. Нет наступления и отступления, некого атаковать и нечего защищать. Нет полюсов, нет дуальности. Есть лишь единое бытие. Не борьба, но пульс. Не атака и отступление. Вдох и выдох. Одно рождает другое, одно не может существовать без другого.

Ветария улыбнулась с встречным лукавством.

— Ты делаешь свой ход, Игрок Облака. Отвоевываешь позиции. Что ж, я воспользуюсь этим.

Она вложила руку в ладонь Светлой. Иринел повела женщину-Кристалл за собой, впуская в бытие духа-Облака. Причудливый танец Творца и Вдохновителя не прерывался ни на мгновение.

Прошло семь весен. Каждый год, как начинали таять снега, подгорная река несла лодочку с молодой женщиной и маленькой девочкой с юга на север хребта. А каждую осень с первыми заморозками лодка уплывала обратно, и женщина с ребенком уходили в зачарованный лес на востоке материка.

На сводах туннеля вдоль речного русла мерцали льдистые кристаллы, освещая реку холодным белым блеском. Черноволосая синеглазая малышка лучилась восторгом. Она не в первый раз проникала в недра могучих гор по речной дороге. Но каждый раз ей хотелось прыгать от радости, восхищения и предвкушения прямо в лодке. Женщина строго придержала ее за плечо. У нее были пышные русые волосы ниже пояса и большие зеленые глаза. Юная и свежая, она казалась не матерью, а старшей сестрой девочки.

— Стой спокойно, Кариэль! Лодка перевернется, если будешь егозить.

— Ну мааам, я же ничего не делаю!

— Но собираешься сделать. Я все вижу, Кари.

Девочка насупилась. Будь ее воля, она нырнула бы с лодки и поплыла прямо по реке, рассекая руками холодную прозрачную воду. Она не боялась утонуть или замерзнуть. Феи не мерзнут, тем более огненные. И уж подавно не тонут. Силы в семилетней малютке достало бы на то, чтобы проделать вплавь весь долгий путь, предстоящий им до нужного места. Когда-нибудь она так и сделает. Когда станет взрослой и сможет решать сама, когда и как ей приходить к папе. А может, останется здесь насовсем. Это мама любит бесплотный Элезеум с его бесчисленными мимолетными формами. Всегда новыми, всегда недолговечными. А Кариэль нравились серые камни, ледяные брызги воды, твердые, прозрачные грани пещерных кристаллов. Все такое… плотное, такое настоящее. Как папа. Он казался таким плотным и весомым, по сравнению с почти неосязаемой мамой. В Элезеуме они обе были лишь сгустками тонкой субстанции — без форм и очертаний. Обе знали, что их нынешний облик появляется и исчезает на Рубеже, при переходе из Элезеума в смертный мир и обратно. Но папа на самом деле был таким, каким Кариэль его видела и осязала. Он не менял форму, не растворялся в бесформенном сгустке вечно движущегося и в то же время неподвижного бытия. Папа был настоящим. Мэл тоже был настоящим и твердым… но по-другому, не как папа. Под оболочкой материального человеческого тела Кариэль видела братика таким же прозрачным, как она сама и мама. В отличие от них, братик не мог попасть в Элезеум и сбросить оболочку. Но в истинной сути он был такой же, как они.

Чем дальше на север, тем шире и глубже становилось русло, тем ярче сияли белые кристаллы. Прошло несколько часов. Лодка вплыла в огромный грот. Кристаллы росли повсюду на его стенах, излучая ослепительный свет. В их сиянии на берегу реки виднелась темная худощавая фигура мужчины, а рядом с ним — мальчик одного роста и возраста с Кариэль.

Не успела лодка прибиться к берегу, как маленькая фея выпрыгнула из нее прямо в воду, обрызгала себя и мать, с громким визгом «Папааааа!» — помчалась к мужчине в черной одежде. Тот присел и подхватил ее на руки. Счастливая девочка повисла у него на шее. Мальчик вел себя более сдержанно. Он подошел к лодке, галантно подал руку женщине. И лишь когда она сошла на берег, проговорил:

— Здравствуй, мамочка! Как хорошо, что ты пришла. Я соскучился.

Фея наклонилась и обняла его.

— Мэл, сладкий мой! Здравствуй. Я тоже скучала. Что такое?.. Ты плачешь?

Слезы навернулись на глаза ребенка, но он удерживался из последних сил. Он мужчина. Мужчины не плачут.

Фея чуть-чуть отстранилась, не размыкая объятий, посмотрела ему в глаза, поцокала языком.

— Ай-яй-яй. Ты боишься заплакать? Почему? Что такого, если ты до слез рад меня видеть? Не бойся, Мэл. Никто не будет ругать тебя или смеяться.

Ребенок всхлипнул и уткнулся матери в плечо.

— Я не хочу, чтобы ты уходила. Я очень скучаю без тебя.

Фея вздохнула.

— Значит, в этот раз мы научимся общаться на расстоянии. Когда я уйду в следующий раз, ты все равно сможешь поговорить со мной, даже если меня не будет рядом.

— Правда?.. А может… может, ты лучше не уйдешь?

На лице Мэла мимолетная радость сменилась прежней печалью.

— Я не могу не уходить, зайчонок. Но я буду рядом.

— И Кари тоже сможет говорить со мной, когда уйдет?

— И Кари сможет, — пообещала мать.

Пока мать утешала сына, девочка болтала и смеялась на руках у отца. А взгляд мужчины, тревожный и напряженный, исподтишка исследовал женщину. Каждый раз, возвращаясь к нему из облачного бестелесного бытия, она менялась. Перемены его беспокоили. Он не хотел, чтобы она лишилась каких-то черт и качеств, к которым он привык, которые особенно волновали и будоражили его. Будь его воля, он запечатлел бы ее в неизменности такой, какой она была дорога ему. Но она менялась, и он ничего не мог поделать.