Майя Лидия Коссаковская - Сеятель Ветра [litres]

– Это правда, – прошептал призрак. – Так выглядит правда, Даймон.

Звезда Разрушения дрожит в руках ангела. Двойной рот Хийи растянулся в ухмылке. Золотые глаза светятся, как у кота. Но в них нет блеска, нет света, которые Даймон помнил и знал. «Это призрак», – настойчиво кричит голос в голове. Фрэй поднимает меч, бьет. Хийя исчезает с хохотом, похожим на плач.

Темнота, кажется, светится. Испускает черный, глубокий свет, которого не знает мир, созданный рукой Бога. Источником блеска является огромная фигура. Ее сила повалила ангела, вынудила упасть ничком. Он не мог смотреть в глаза, в лицо… Он пополз в пыли. Он ничто, прах, червяк. Плачь.

– СЫНОК, – произнес голос Бога. – СЫНОК! ПОДОЙДИ КО МНЕ! МЫ СТАНЕМ ЕДИНЫ!

Непреодолимая сила поднимает ангела на ноги, толкает вперед. Бог разводит руки.

– СЫНОК!

По лицу Даймона текут слезы, могучая фигура размывается, исчезает. Ангел Разрушения шатается, шаги его неуверенны. Под ногами светится меч. Дрожащая рука касается рукояти. В сердце ангела поднимаются рыдания и стенания. Предатель! Предатель! Но рука не отпускает меч. Бог ждет с разведенными руками.

– ПОДОЙДИ, СЫНОК!

Даймон дрожит. Рыдания разрывают его грудь. Он хочет бежать в эти открытые объятия. Он поднял меч для удара.

Предатель!

Удар.

Страшный крик потряс темноту. Свет разлетелся на куски, рушится, исчезает.

Даймон стоял посреди серой мглы. Туман перетекал, словно жидкий дым, густой и темный. Ангел Разрушения замечал во мраке едва различимые фигуры. Небольшие движущиеся в тени клочья тумана. Нигде ни следа Сеятеля.

«Я убил его, – ошеломленно подумал он. – Победил так легко? А где мой меч?» Он поднял к лицу пустую руку. Звезда Разрушения исчезла. Даймон быстро задышал, но ему казалось, что грудь не движется. Он не чувствовал боли, не был раненым, даже уставшим. Серые тени передвигались и дрожали. «Я хотел бы знать, что это за место», – подумал он, и в тот же самый момент мгла рассеялась, как разорванная на куски пелена. Тени взмыли вверх, словно стая потревоженных воробьев.

Даймон удивленно замер. Он стоял в саду, выжженном и бесцветном, словно засыпанном слоем пыли. Но не мертвом. Все деревья и растения, высокие, прекрасно цветущие, увитые плющом, каскады лиан, и даже трава под ногами, извивались в судорогах постоянной отчаянной трансформации. Увядали, засыхали и снова выстреливали пучками новых листьев, уже с самого начала пораженных болезнями, бледных и перекрученных. Бутоны цветов раскрывались, словно язвы разъедающей проказы, истекая густой вонючей субстанцией, умирали и сразу же оживали в очередных мутациях. Деревья клонились к земле, вдоль ствола с взрывом выстреливали покрытые слизью новые ветви, поросшие коростой почки. Стебли травы, перекрученные, истлевшие, шевелились, словно черви. Всюду разносился тяжелый смрад разложения. В воздухе порхали сгнивающие живьем бессмертные бабочки, раздираемые спазмами постоянных трансформаций, словно куски гнилого мяса. Выше, под серым небом, в безумном танце носились птицы, раздутые уродливые создания с несметным количеством раззявленных клювов, вытаращенных глаз и осыпающегося пера. По призрачному лугу, на котором стоял Даймон, бежала странными, спазматическими прыжками пятиногая серна, покрытая лишаем из сотен слепых, закрытых бельмами глаз, и ангел Разрушения наконец понял, где оказался.

– Господи, – прошептал он. – Это же Эдем Сеятеля.

Небо ответило ему голосом, словно вихрь:

– ПРОЦЕСС СОТВОРЕНИЯ! ПРОЦЕСС СОТВОРЕНИЯ, ПРАХ! МУСОР, КОТОРЫЙ ПОСМЕЛ ПОДНЯТЬ НА ЭТО РУКУ!

Вихрь хлестал покалеченными ветвями, раздувал туманы пыли. Подхватывал изувеченных птиц и швырял на землю. Он усиливался. Вырывал зараженный паршой плющ, ломал перекрученные ветви, завывал в страшном разрушительном безумии, уничтожая свой карикатурный Эдем. Он поднял клубы пыли, ослепив Даймона, сбил его с ног. Ангел Разрушения, задыхаясь от пыли, перевернулся и поднялся, больно ударившись о пень, воюя за каждый вздох.

Все небо внезапно превратилось в серый плащ, укутывающий гигантскую фигуру без лица. Не было уже сада, тумана или темноты, только пламя, красное и черное, танцующее в безумном вихре, в бездне бесконечной вечности. Жар в одно мгновение прошел сквозь Даймона, выжигая его глаза, обугливая внутренности, скручивая культи сгоревших конечностей. Ветер огня швырял пылающего ангела Разрушения, словно искру.

– ОСТАНОВИ МЕНЯ СЕЙЧАС, ОСТАНОВИ, ОТПРЫСК ГОСПОДА, КОГДА Я ТЕБЯ УБИЛ!

В море боли и огня Даймон услышал его.

– Ты не можешь этого сделать, – с натугой прошептали обуглившиеся губы. – Потому что Господь уже убил меня века тому назад. Я пришел к тебе мертвым.

– Я ТВОЙ БОГ! – завыл вихрь, а в его голосе появился оттенок беспокойства.

Фрэй напомнил себе предсказание и слова Агнца: «Ты будешь умирать много раз, Абаддон».

И мертвый пылающий ангел почувствовал прилив надежды.

– Не пропущу, – произнес он. – Я – твои закрытые ворота. Твое поражение.

– ПРОКЛЯТЫЙ! – затрещала вечность. – НИКТО НЕ ПОБЕДИТ БОГА!

– Бог победит все, – прошептал Фрэй.

– ПРЕДАТЕЛЬ! – завыло пламя и темнота. – Я ПОГЛОЩУ ТЕБЯ!

– Свет рассеивает тень, – пробормотал из последних сил Разрушитель, рыцарь Божьего Гнева, а гигантский, как галактика, кулак поднялся, чтобы сокрушить его.

«Приветствую, небытие», – в последний раз подумал Даймон, чувствуя, как темнота охватывает его, заливает душу, безжалостно гасит сознание, разрывает на куски, словно хищник свою жертву. Мрак взорвался болью, и ангел Разрушения, вместо того чтобы умереть, содрогнулся, ощущая мощный толчок силы. Она струилась из него и сквозь него, огромная, неудержимая, ослепляющая, как сам Свет. Она подхватила Даймона, дернула и подняла вверх. Распятый посреди столпа света ангел переживал нескончаемую агонию, пульсирующую, как сердце. Он и стал сердцем, источником жизни, огромного, как Космос, существа, созданного из ослепительного сияния.

И он видел, как Мрак задрожал, сжался в темноте, пытаясь укутаться в нее, словно в плащ. А гигант Света, которым ангел Разрушения был и не был одновременно, шел, загребая в себя тьму, которая начинала сиять, словно звезды. Шел к своему мрачному брату, к искалеченному близнецу, которого полюбил так сильно, что, наконец, мог его убить.

Гигант из света развел руки, словно хотел обнять гиганта из пламени и мрака, и тихо произнес одно слово:

– Meth.

Небо, землю, свет и тьму разорвал крик. Свет столкнулся с Тьмой и взорвался. Ослепляющая бело-голубая вспышка рассыпалась, как фейерверк, единственная, настоящая, победная.

А пульсирующий клочок, который когда-то был Ангелом Меча, падал в небытие, ощущая, что в этот раз смерть, открывшаяся перед ним, настоящая.