Майя Лидия Коссаковская - Сеятель Ветра [litres]

В левом нижнем углу маленького зеркальца он заметил странное пылающее пятно. Он стукнул пальцем по раме.

– Приблизь.

Картинка увеличилась. Глаза Габриэля расширились от удивления.

– Игнис ошалел, – прошептал он.

Атакованная пехотой и плоскими черными крабами баррикада, возведенная перед саламандрами, пылала. Горела, поскольку в большинстве своем была сооружена из погибших защитников. Маленькие фигурки саламандр, видимые в зеркале, суетились, бегали на первый взгляд беспорядочно и падали, словно нечестивцы в огонь адской печи.

– С ума сошел, – повторил Габриэль. – Почему не уходит?

И тогда он увидел, и его сердце забилось в ритм шагов гиганта. Баррикада защищала доступ к тайной, замаскированной калитке. Кроме трех ворот, ведущих к Шестому Небу, была еще магически спрятанная калитка, что вела, пусть Господь смилуется, прямо на Седьмое Небо. Это ее яростно защищали отряды Игниса. Похоже, маскирующие заклинания исчезли из-за огромного нагромождения магической силы, сопутствующей битве с Сеятелем. Сейчас враг был в шаге от наисветлейших мест Царства. Силы Сеятеля на Седьмом Небе! Габриэля сразу же покинула апатия. Никогда! Он не допустит этого! Что за фатальная, смертельная ошибка, как он не заметил эту калитку раньше! Она должна быть самым сильным пунктом обороны.

– Нуриэль! – закричал архангел. – Немедленно посылай подкрепление саламандрам!

Перепуганный адъютант и остальные офицеры штаба уже заметили, что происходит.

– Никто туда не сможет пробиться! – застонал Нуриэль в отчаянии. – Это далеко от всех трех ворот. Они не успеют до того, как баррикада падет.

Габриэль безумными глазами оглядел присутствующих.

– Мы успеем, – сказал он.

– Мы? – вскрикнул Итуриэль. – Но мы командование! Мы не можем оставить штаб.

– Мы солдаты Бога! – закричал регент. – Чем ты будешь тут командовать? Уже нет никакого резерва, мы не в состоянии перегруппировать ни одного подразделения. Это поражение. Не видишь? По крайней мере умрем в бою как ангелы Господа! Седлать коней! Поднять знамя!

Крылатые побледнели, зашептались. «Слава Царству!», огромное знамя в цветах солнца и слез, являлось самой большой святыней, самым могущественным символом Господа. На нем были написаны тайные имена Бога вокруг огромного, окруженного пламенем ока. Говорили, что расшивала его сама Королева, до того как ступила на Землю. Знамя было Предвечным. Несло в себе частичку силы Бога. «Слава Царству!», провидение, порядок вещей, сила самого Господа, должна была направиться в бой, чтобы спасти умирающих саламандр.

Игнис Инфлексибилис умирал на дне наскоро вырытого окопа. Это был скорее мелкий грязный ров, куда оттаскивали раненых, чтобы не топтаться по ним. Воздух и земля дрожали от постоянных взрывов. Красные волосы саламандр сейчас ассоциировались у Игниса с коптилкой. Баррикада пылала как один большой костер, в котором отойдут в небытие непокоренные духи огня.

Игнис не чувствовал отчаяния или сожаления. Он знал, что каждый из его подданных переступит границу смерти с высоко поднятой головой. Они свободны. Независимы. Они – победители.

Лидер саламандр закрыл глаза. Силы покидали его так же быстро, как кровь, вытекающая из ран. Он был рад, что не доживет до конца битвы, до победы Мрака. Чувства покидали его. Среди свиста снарядов, грохота выстрелов и криков умирающих он слышал песню, святой гимн Царства. Слова звучали все выразительнее, ее пели глубокими, возвышенными голосами идущие в бой крылатые:

– В Славе Царства, перед тем, кто на Троне… – произнесли сухие губы Игниса.

Он открыл глаза потому, что ему показалось, что он видит на баррикаде вспышки, ослепляющие, белые и золотые, солнце и слезы. Великое волнение охватило лидера саламандр. Губы двигались в лихорадочной благодарности, Господь позволил ему умереть в таких прекрасных галлюцинациях.

Даймон брел сквозь мрак. Он ощущал странную пустоту и легкость. Его отпустил страх, оставил гнев, ушли все эмоции. Он всматривался в слабый блеск меча и шел вперед. Темнота кричала. Он шел через море боли и последнего отчаяния. Сердце в груди ангела взрывалось тысячи раз, каждый шаг приносил смерть. Он умирал каждую секунду заново. И брел сквозь мрак. Он знал, что находится очень близко к Сеятелю. Чувствовал его присутствие так, как каждый крылатый ощущает присутствие Бога. Но только в этот раз он углублялся в полную противоположность Господа, во все, что Ему удалось отсечь. Даймон понимал, что Сеятель – это искалеченное существо и отсюда берется его всепоглощающая ненависть. Может, он и не хотел уничтожать, может, он хотел только воссоединиться. Снова стать целым. Исцелиться. Поглотить все, что создал Господь, чтобы снова с Ним соединиться.

Глубоко за пределами мира, в пустоте Бездны, Даймон понял, что он должен убить Бога. Это ничего, что Сеятель – бессмертный. Он, Даймон Фрэй, бывший Ангел Меча, должен будет забрать у предвечного существа уцелевшую частичку Господа – надежду. Он больше не ощущал ужаса. Он шел.

Он смотрел на Звезду Разрушения. Меч зловеще полыхал. Не будет воссоединения, Сеятель. Это орудие гнева, которое осуществит окончательное отделение.

В темноте звучал непрекращающийся крик. Тень морочила Даймону голову. Она подсовывала ему картинки, которые убивали.

…Из пустоты неуверенным шагом слепого вынырнул мертвый Разиэль с кровавыми дырами вместо глаз. Он что-то бормочет, протягивая руки. Спаси! Спаси! Тянет за собой выпущенные внутренности. Воняет трупом. Даймон сцепил зубы, сильнее сжимая Звезду Разрушения. Ладони Разиэля, ладони призрака, уже почти касаются лица ангела, искривленные, словно когти. Спаси! «Это только галлюцинации», – произносит в голове твердый, резкий голос. Звезда Разрушения начала движение, ударила. Призрак исчез с визгом.

Теперь появился Габриэль. Крылья отчаянно хлопают, из уст архангела вырывается пронзительный крик. Насаженный на кол Габриэль мечется, как жуткая марионетка. На губах кровавая пена, в глазах мука и дикий страх. Даймон чувствует тошноту, подкатывающую к горлу, бьет мечом. Галлюцинации! Только галлюцинации! Габриэль расплывается в темноте, но его стоны еще долго слышны.

Ангел Разрушения не замедляет шага, хотя уже знает, кого ударит через минуту. Через пустоту к нему идет Хийя. Кобальтовые локоны слиплись от крови. Разорванное платье открывает грудь и бедра. Хийя улыбается, а под линией подбородка, на шее, широко улыбается другой рот, рваный, багровый, так отвратительно развратный.