Элизабет Лим - Расплетая закат

– Мы не сдадимся!

Это была Амми. Она и другие женщины встали перед солдатами и повторяли:

– Мы не сдадимся!

– Ты не получишь свою кровавую дань, – заявила я. – До тех пор, пока я сражаюсь на стороне леди Сарнай.

– И я, – добавил Эдан, становясь рядом со мной.

– Мы сражаемся за леди Сарнай! Мы сражаемся за Аланди!

Слова набирали силу и распространялись по лагерю, и вскоре их повторяли все мужчины и женщины.

Гиюрак злобно на меня посмотрела.

– Любопытно, что они слушают тебя, Майя Тамарин, – низко прохрипела она. Затем наклонила голову. « Они не знают, верно? Может, мне рассказать им? »

Мое тело будто оцепенело. Когти выросли и стали такими острыми, что, когда я сжала кулаки, ладони начали кровоточить.

« Чего ты боишься? – молча спросила Гиюрак, проникая в мой разум. – Что они попытаются убить тебя? Что они будут тебя остерегаться? Ну и пусть. Скоро они все равно будут мертвы… »

– Уходи! – прорычала я демону. – Сейчас же!

Мои слова повисли между нами, голос прозвучал так громогласно, что на деревьях задрожал снег.

Тигриные губы Гиюрак изогнулись в ухмылке.

– Что ж, хорошо.

Без какого-либо предупреждения она набросилась на ближайших солдат. Когда их крики пронзили воздух, тигр исчез в клубах дыма.

Люди перестали скандировать, атмосфера накалилась от страха и неуверенности.

Никто не сдался демону, и все же она победила. Раньше солдаты только слышали истории о ее силе и неуязвимости. Теперь они увидели их воочию.

«Но у леди Сарнай тоже есть демон. Я».

– Как мы сможем драться с этим?

– Она бессмертна. Какие у нас шансы?

– Мы обречены.

– У нас по-прежнему есть лорд-чародей! – крикнул Кетон. – И…

Брат встретился со мной взглядом, и я покачала головой.

– Чародей ничего не сделал, когда мы бились за жизнь в Осеннем дворце. У него больше нет магии.

Эдан сжал кулаки.

– Покажи им, – уговаривала я его. – Покажи, что они ошибаются.

– Не моя магия нас спасет, – ответил он. – А твоя.

Как бы я ни хотела это отрицать, он был прав. «Я не могу скрываться вечно, если хочу спасти Аланди».

Сняв перчатки, я вышла на середину лагеря и подняла обезображенные руки. Ветер поглотил раздавшиеся вскрики.

– Многие из вас задавались вопросом, почему мои глаза светятся алым, как у демона, и что с моими руками. – Я подняла их и выпустила когти. – Они – часть платы за то, что я сотворила платья Аманы.

Кетон встал перед сотнями солдат, желавших услышать мое признание. Я набрала побольше воздуха, избегая взгляда брата.

– Я демон.

Слова звонко раскатились по лагерю, и я попыталась посмотреть в глаза каждому мужчине и каждой женщине. Чтобы показать единственным доступным способом, что я по-прежнему Майя. Что не стану причинять им вред.

Сглотнув, я увидела их испуганные глаза, скривленные губы, напряженные челюсти. Эдан коснулся моего локтя и легонько подтолкнул вперед.

– По нашим легендам, – продолжила я, – первые демоны были созданы самими богами, которым стало скучно на небесах, и они захотели, чтобы бессмертная раса выполняла их приказы. Они соединили частички от людей и зверей и получили новый вид. Когда богиня-мать узнала об этом, то отправила своих детей – звезд – прогнать демонов с небес на землю. С тех пор звезды сторожили их, чтобы они никогда не вернулись на небо.

Я показала свой амулет.

– Демоны и призраки уязвимы к силе звезд, которой я воспользуюсь, чтобы защитить Аланди. И нас всех.

Приоткрыв амулет, я выпустила луч звездного света – серебристо-золотого, переливающегося всеми оттенками небес. Это не было демонстрацией моей истинной силы – просто жестом, который должен был успокоить их страх. Но он сработал. Люди подняли головы выше, их глаза заблестели. В толпе родилась надежда.

– Не моя магия спасет нас от Гиюрак! – крикнул Эдан. – А Майи Тамарин!

– Я сражусь с Гиюрак, – поклялась я, – и леди Сарнай одолеет своего отца. Но у шаньсэня сильная армия. Нам нужны все вы, чтобы обеспечить Аланди будущее.

По лагерю прокатилось согласное бормотание, и я шагнула в сторону, чтобы леди Сарнай могла выйти вперед и сплотить солдат.

Свою задачу я выполню. Оставалось лишь молиться, что я не подведу их.

Папа сидел на бревне у маленького костра, над которым висел медный котелок, и потирал руки, чтобы согреться. Несмотря на то, что еще совсем недавно он находился в плену у шаньсэня, выглядел он здоровее, чем раньше. За последние несколько дней я слышала, как он смеялся с Амми и некоторыми пожилыми людьми в лагере, и даже видела, как он пытался помочь штопать одежду.

Однако когда папа встречался со мной взглядом, его хорошее настроение бесследно пропадало.

Я подняла котелок и налила горячей воды в деревянную чашу. Если он и слышал мое признание, то никак его не прокомментировал.

– Не думал, что когда-нибудь снова увижу снег, – пробормотал отец, перебирая его пальцами. – Ты знала, что я вырос неподалеку от Цзяпура? Я был ленивым мальчишкой и не хотел учиться отцовскому ремеслу – или какому-либо другому, раз уж на то пошло. Но одной осенью случилась страшная метель. Никто ее не ждал, так что мы оказались не готовы. Она продлилась много дней, и поскольку никто не занимался торговлей во время бури, у нас закончились еда и деньги.

Он посмотрел на меня.

– Так как я был старшим ребенком, отец отправил меня в город просить милостыню. Я ходил от дома к дому, продираясь через сугробы до пояса, и предлагал заштопать рваные рубашки и штаны в обмен на рис. Прямо как ты в Порт-Кэмалане, когда у нас наступили тяжелые времена. Тогда я и узнал, что люблю иглу и нить не меньше, чем отец и дед. – Папа коснулся моих рук в перчатках. – И чем ты.

– Ты знал, что ножницы были магическими? – спросила я после короткой паузы.

Отец вдохнул пар от воды и сделал глоток.

– Я подозревал. Моя мама никогда о них не говорила. Она, как и твой дед, была талантливым портным, но перестала шить еще в моей молодости. Она отдала мне ножницы и приказала беречь их, когда я переехал в Гансунь вместе с твоей мамой. Думаю, твоя бабушка знала, что они не станут служить мне. Но я так понимаю, что они послужили тебе.

– Верно, но я их потеряла. Мне пришлось ими пожертвовать.

Папа видел, что в этой истории крылось что-то большее.

– Ты стала какой-то бледной, Майя. Я волнуюсь за тебя.

– Я долго болела.

В каком-то смысле это не было ложью.

– Чародей… он позаботился о тебе?

– Он сделал все, что было в его силах. Мне бы хотелось, чтобы ты дал ему шанс.

Папа вздохнул.

– Я хочу, но затем спрашиваю себя… где он был, когда шаньсэнь напал на Осенний дворец? Как он может говорить, что любит тебя, если бросил тебя на растерзание демонам и вражеским солдатам?