Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

– Боюсь, я стала забывать, как Октавиан выглядит, – вздохнула Унция. – Я так часто доставала его образ, что он совсем истёрся.

Птица сощурила глаз:

– Ты так и не поняла, чему я тебя учила? Твой друг и не должен никак выглядеть.

– Ах, это же невидимо! – опомнилась принцесса.

– И не заставляй меня думать, что я с тобой зря теряла время.

– А…

– А твоя Песня там, где надо.

В тот же миг сияние растаяло, оставляя Унцию на арене Колизея, до отказа заполненного слушателями.

После происшествия во «Вкусном Одеоне» часть особенно впечатлительных оркестрантов уволилась по собственному желанию. Некоторые постоянные клиенты, ставшие свидетелями буйства фортепианного монстра, также предпочли обедать и ужинать в местах без музыки. Зато в Европе и Америке у знаменитого ресторана появилось ещё больше подражателей. С талантом Октавиана никто из них сравниться не мог, но возвращение Айоды было очень кстати. Уже на следующий день шеф-маэстро пришёл к администраторам с идеей новой программы.

«Живая Сказка», как тут же объявили в прессе, предлагала посетителям нечто доселе неслыханное и невиданное.

Надобности писать партитуры больше не было – Октавиан знал, что может Айода. Правда, певица взяла с него слово, что ни представлять, ни объявлять её выход публике он не будет.

Перед началом пробного просмотра, на котором присутствовали не только владельцы заведения, но и мэр города с начальником жандармерии, к Октавиану подошёл Бебио.

– Нас сегодня мало, – первая скрипка был озабочен. – И потом, что мы будем исполнять?

– Да, у нас же нет салфеток! – тут же возник и Пепио.

– А вы просто делайте вид, что играете, – сказал Октавиан.

Поварам было велено плиты не разжигать и продуктов не тратить.

Когда оркестранты расселись за пустыми пюпитрами, а певица, как и было условлено, встала у дирижёрского пульта, шеф-маэстро всё-таки не удержался.

– Хоть волшебная Айода и просила её не представлять, – сделал реверанс в сторону пульта, – но вы должны знать, кому обязаны чудом, которое сейчас увидите!

Все в зале дружно уставились на дирижёрский пульт, но шеф-маэстро уже взмахнул смычком, и Айода запела.

Музыканты, пока звучал её голос, так и не сыграли ни единой ноты. И не потому, что партитуры отсутствовали, просто играть не было никакой необходимости. У поваров, высыпавших из кухни, тоже отлегло от сердца. И если бы не жемчужный туман, окутавший всё вокруг, администраторы уже в тот день поняли, сколько денег потеряли. Ведь, появись «Живая Сказка» на год раньше, можно было не покупать новое помещение и мебель, да и на оркестр не тратиться, а найти какой-нибудь заброшенный пакгауз или, вообще, повесить вывеску на пустыре. Какая разница где, если удивительная музыка, словно «волшебный фонарь», создавала и стены, и потолки, и мраморные фонтаны, и аллеи со скульптурами олимпийцев. Но главное – и о кухне с её холодильными камерами, плитами, походами на рынок, готовкой и другой морокой также можно было забыть. Потому что чудные аллеи вели прямиком в сад, где ни голода, ни жажды не было, и пища, самая сладчайшая, минуя жадные уста, сразу оказывалась внутри, позволяя чувствовать сказочную сытость.

К премьере «Вкусный Одеон» никак украшать не стали, даже разбитое зеркало оставили на месте – к чему лишние издержки, когда начинается такая чудесная история! И так всё и было: гости, разглядывая свои отражения сквозь паутину трещин и пеняя в душе на хозяев, вмиг обо всём забыли. И все, кто ужинали «Живой Сказкой», ещё много дней спустя питались приятными воспоминаниями. А сколько денег люди сэкономили на посещении кинематографа – и не сосчитать!

Через день публика увеличилась вдвое, через два – втрое, и пошло-поехало. Айода пела, Октавиан подыгрывал на скрипке, а владельцы ресторана только успевали считать выручку и ездить в банк.

Оркестранты, которые сидели и били баклуши, подходили в конце рабочего дня к дирижёрскому пульту и смотрели на него восторженными глазами и кланялись, и кричали: «Браво, Айода, браво!», а один раз даже принялись пульт качать. Сама певица, стоя в сторонке, улыбалась их милым чудачествам.

А через месяц после премьеры произошёл курьёзный случай: во «Вкусный Одеон» залезли воры, которые ничего, кроме дирижёрского пульта, не взяли. Хотя и контрабасы, и виолончели, и другие ценные инструменты стояли тут же.

Владельцы заявили в полицию, и скоро в газетах появилось сообщение, что «волшебную Айоду» обнаружили на квартире скупщика краденого. Тот, якобы, уже договорился о её продаже одному вечно голодному анониму за баснословные деньги. После опознания вещь вернули хозяевам, но и без неё каждый день был аншлаг, и «Живая Сказка» менее живой не стала.

А ещё через пару дней в хронике скандалов вышла заметка, сообщавшая о потасовке в полицейском участке. Во время очной ставки задержанный аноним набросился на скупщика с кулаками, крича, что тот его надул, так как, якобы, это не та Айода, за которую он заплатил столько денег.

Популярность «Вкусного Одеона» взлетела до заоблачных высот, а среди журналистов появились и те, кто собрались писать книгу. Правда не о «волшебной Айоде», а о похождениях фонолы-людоедки.

В свободные часы Октавиан, избегая внимания назойливых авторов, нанимал лодку, и они вместе с певицей уходили в море.

– А тот субъект, который проглотил твой экспромт, он его потом вернул? – спросила как-то раз Айода.

– Что ты имеешь в виду? – мальчик смотрел, как золотистые искорки вспыхивают в её глазах.

– Ну, спел, что съел?

– Нет, всё забрал с собой, – он плоскими ладонями показал, как звуки планировали в открытый рот незнакомца. – Никогда не думал, что человек может есть ноты!

– А ты уверен, что это был человек?

– А кто же ещё! – без тени сомнения ответил Октавиан. – Ходить по земле, иметь туловище, голову, руки-ноги, приличный костюм, подмигивать, наконец, могут только люди.

– Зря ты так думаешь, – она тряхнула медными волосами. – Ты ещё не знаешь, как подмигивают и улыбаются мечты!

Октавиан посмотрел на неё долгим взглядом.

– Нет, Айода, знаю, – сказал задумчиво. – И эта мечта очень похожа на тебя…

Подружка слушала, не перебивая, и искорки клубились и разгорались всё ярче.

– Значит, это девочка-улыбка сделала тебя знаменитым? – спросила, когда рассказ кончился.

– Да, она улыбалась где-то там, – Октавиан поиграл пальцами у груди. – А я за ней записывал.

– А ты её как-то за это благодарил?

– Я всё время о ней думал, и сейчас думаю.

– И где же она теперь? – Айода смотрела с ожиданием.

Он пожал плечами: