Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

Он, однако, не успел насладиться их созерцанием, потому что в кабинет бодрой походкой вошёл прежний Ногус.

– Иеронимус! – профессор выронил тетрадь на пол. – Вы уже вернулись?

– Откуда? – удивился маг.

– Но господин Жа… богус сказал, что вас нет!

– Кто? Какой ещё «Жабогус»?! – Ногус округлил ноздри.

– Ваш ассистент, гм… соучредитель, – Пупу стало не по себе, словно на него навели двустволку. – Он сказал, что его настоящее имя Ногус, а Жабон – псевдоним, и что всё это – один длинный фокус, и…

Лицо Иеронимуса стало цвета парного молока, а потом задрожало, будто молоко вскипело, а затем потемнело, словно туда обильно плеснули какао. Он сжал кулачки и отбежал к окну, за которым, напротив, прояснилось. Маг хотел что-то сказать, но слова застревали у него в горле и там боролись друг с другом, отчего его лицо дёргалось и кривилось, а сам он кряхтел, пыхтел и попискивал.

Пуп не знал, бежать ли ему за водой или аплодировать этому очередному перевоплощению. Но, скоро физиономия фокусника стала обычной, бесцветной, подёргивание щёк прошло, а кулачки разжались.

– И что вы ему сказали? – спросил он.

– Ничего определённого, – профессор раскрыл «Атлас», – Жаб… гм… он даже не взглянул на карту.

Ногус взял тетрадь и принялся её рассматривать. А Пуп отошёл к окну, обнаруживая дирижабль на прежнем месте.

– Но здесь указаны координаты какого-то холма и ольховой рощи. А где же крыло?

– Это одно и то же, – Якоб рассматривал дирижабль.

– Не понимаю, как роща и крыло могут быть одним и тем же?

– Для моего сердца могут, – он вернулся к столу. – Мне и в голову не пришло, что для вашего будет как-то по-другому.

Ногус отложил «Атлас» и вытащил из ящика кожаную папку с золотым вензелем, которую торжественно вручил Пупу. На бумаге с водяными знаками, каждое под своей циферкой, значились задачи, о которых прежде шла речь. Под первым номером – создание проектора-рефлектора, под вторым – дубликата пустоскопа, за ними шли ускоритель гондолы большой вместимости и новый генератор случайных нот. Часть задач имели пометку «исполнено». Список завершала циферка «семь», напротив которой было пусто.

– А я под седьмым номером ничего не вижу, – сообщил Якоб.

– Не видите, потому что эту задачу я установлю в невидимом мире, – пробасил Иеронимус.

Такой ответ учёного удивил, – программа путешествия всегда задавалась заранее, однако он решил поговорить об этом внизу, в лаборатории.

– Что-то «дубликат» не похож на ваш деревянный гардероб, – сказал Ногус, разглядывая новый пустоскоп. – Бережёте лес? – открыл дверцу из нержавеющей стали.

Пупу в этих словах послышался скрытый смысл, но знать о его разговоре с дриадой маг не мог.

– У вас на кухне меняли холодильный шкаф, – он почесался за пазухой. – К тому же, здесь лучше звукоизоляция – не будете отвлекаться во время эфирных экскурсий.

– Надеюсь, вы меня не заморозите, – Ногус взял в руки кабель с металлической шайбой на конце. – Это вы втыкаете в пупок?

– Специально для вас я разработал щадящую систему, – Пуп снял с крюка перевязь с присоединенными к ремням проводами. Маг тут же стал звенящую сбрую примерять:

– Так значит – «от винта»? – застегнул на животе пряжку.

– Можете лететь хоть сейчас, вся аппаратура согласована и отлажена, – Пуп поправил ремень на покатом плече артиста. – Но, всё же, как вы собираетесь ставить задачу после старта?

– Терпение, профессор, – Ногус принялся трогать рычаги и тумблеры.

– Но отчего вы не скажете?

– На то есть причины, – он понизил голос. – Вы всё поймёте, когда…

В отдалении раздался знакомый трезвон, и маг стал торопливо освобождаться от ремней. Расстегнув замки, очертя голову, выбежал из лаборатории.

– Спрячьте папку! – долетело из вестибюля. На этот раз «спрячьте» прозвучало басом, а «папку» – фальцетом.

– От кого? – выглянул следом Пуп, но вестибюль уже был пуст.

Он поднялся в кабинет и стал выискивать подходящее место для тайника. Заглянул в камин, потом попытался засунуть папку в забрало рыцаря, но та отказалась гнуться и лезть в стальной шлем. Тогда, досадуя, что и сам становится клоуном, учёный положил её в ящик стола, присыпав какими-то бумагами. В ту же минуту дверь открылась, и в кабинет, махая тросточкой, прискакал Жак Жабон.

– Что-то вместе быть никак не выходит! – сказал, бросая тросточку в кресло и приземляясь на неё сверху. – Так на чём мы остановились?

– А что именно вас интересует? – несмотря на очевидную буффонаду, профессор всё ещё был настроен по-деловому. Однако ассистент повёл себя совсем несерьёзно.

– А я почём знаю, что меня интересует? – подмигнул он. – Вы рассказывайте, а там и будет видно!

И тут Якобу подумалось, что циркачи насмехаются над ним уже в открытую, ведь сделано открытие мирового масштаба, такое долгожданное, такое выстраданное, и сейчас самое время ударить во все колокола, а Иеронимус то и дело куда-то исчезает, оставляя вместо себя шутника-ассистента, которому, очевидно, всё до лампочки.

– Там в столе ваша папка, – Пуп устало опустился на диван и стянул сюртук. – В ней всё изложено по пунктам.

Жабон, придерживая трость, стал рыться в ящике.

– Так-так-так, ага, – с любопытством уставился в список. – Пустоскоп, устройство номер два, гм… а что, номер один не работает? – начал с середины.

Профессор ослабил галстук:

– Работает, но теперь есть возможность путешествовать двум исследователям.

– Ага… дальше у нас гондола, которая пока подождёт, так-с, а вот в последнем пункте я вижу пустое местечко. Что, задачка не установлена?

Якоб решил тоже в долгу не оставаться.

– Именно, – он растянулся на диване. – Ведь вы, господин Жабогус, сказали, что уточните её на месте, когда мы пройдём первый слой «пустоты», – добавил от себя.

– Это какой такой «первый слой»?

– Где живут легенды и сказки.

– А на что нам легенды и сказки? – огорчился Жабон. – Нас интересует то, что на самом деле!

– Затем мы попадаем во второй слой, где обитают произведения классической живописи, прозы и высокой поэзии.

– Минуточку, – снова придрался ассистент. – А на что нам высокая поэзия и другая дребедень? Я же сказал – то, что на самом деле!

Профессор принялся протирать очки.

– Поэтому мы долетим до третьего слоя, – он краем глаза поглядел на бесформенное пятно, маячившее на фоне окна, – где живут мысли и желания, ещё ни в какие произведения не оформленные, так сказать, в чистом виде.

– Вот это другое дело! Но для чего они нам неоформленные? – пузан снова надул губы.

Пуп направил линзы в сторону от пятна.

– Вам виднее, – вернул очки на нос. – Тут уж было одно только ваше желание. Кстати, если по третьему слою полетать, можно наткнуться и на него.