Илана Мьер - Последняя песнь до темноты

Хассен побелел.

— Список. И до этого дошло?

— Именно, — годы написания, изучения истории по древним текстам, от людей, что передавали знания. Годы обучения для судьбы, что была его. — Слушай, — сказал Дариен. — У меня есть план. И важно, чтобы ты не был вовлечен, не знал о нем.

Хассе фыркнул.

— Ты уже рассказал.

— Я серьезно, Хассен. Тебе опасно знать больше. Но нужно, чтобы ты кое-что сделал.

— Это мне не нравится, — Хассен встал перед Дариеном, хмуро возвышался. — Думаешь пойти против двора? Лучше упади на свой меч сразу.

— Смерти я не хочу, — Дариен передал Хассену бумагу. — Возьми и слушай.

* * *

«Кольцо и Бутыль» была как дом Дариену Элдемуру, как и у многих поэтов в начале карьеры. Он был уверен, что не вернется, но с воспоминаниями, что остались в том месте, это было и к лучшему.

Не в характере Дариена было тосковать, но он думал, будет ли всю жизнь вспоминать яркий год, пытаясь понять, что стало трещиной, которая потом внезапно расколола все.

Он уже начал набрасывать слова песни об этом. Но времени не было.

Он знал, у него есть выбор. Он мог тихо пропасть, забрав мечты с собой. Марлен одолел его в этом раунде, но будут другие шансы в следующие годы.

Дариену не нравилось делать что-то тихо, и ему не хотелось пропадать. Он никогда еще так сильно не ощущал свой путь — он обходил зеленые луга по краю утеса или у темного леса.

План был простым, ведь он продумал его всего за пару часов. Он побывал у друга, что был перед ним в долгу. Он получил деньги и спрятал их в плаще. Это было первой и простой частью плана.

Дариен приблизился к улицам, ведущим к площади. Он заметил, что другие уже в пути, чтобы занять места с хорошим видом на сцену.

Дариен улыбнулся. Он насладился хорошим выступлением.

Он осторожно выбрал дом: он принадлежал лорду, которому он пел много раз. Семья летом была в северном поместье, так ему сказали. Они не любили толпы на ярмарке, дома не могли укрыться от этого, ведь окна выходили на площадь. Они оставили это место летом.

Сегодня там будут гости, Дариен знал по окнам и балкону. Друзья семьи будут смотреть на конкурс с высоты, поедая мелкие бутерброды и потягивая давнее вино. Так даже лучше: если слуги заметят Дариена, он тоже назовется гостем. Дариен представил, как сказал, что представляет дом Элдемур, задрав нос к небу. Он ведь особенный.

Он понял, что волнуется, и попытался успокоиться. Волнение лишь помешает.

Дариен выставил напоказ лиру и кольцо и легко прошел в дом, смешался с гостями, поднявшись на верхний этаж. Он понимал, что в других обстоятельствах проникновение в такой дом привело бы его в восторг, и он бы потом хвалился этим друзьям… и врагам.

Но теперь это было просто необходимо. Пока гости занимали балкон — многие женщины поглядывали на Дариена, он вызывал интерес у скучающих жен — он ушел в смежную комнату, где было тихо. И где он мог забраться на подоконник и оттуда выбраться на красную крышу. Это было опасно, но он нашел ровную поверхность, где он мог присесть. И ждать.

С этой высоты толпа была темным морем, и дворец с храмом, выходящие на площадь были невероятнее. Дариен видел позолоту на башнях и витражи на окнах храма у крыши. Чудеса были созданы для восхваления богов и королей, видели их или нет.

И он видел огражденные трибуны, где будут Рианна и ее отец. Впервые с тех пор, как он задумал это, Дариен ощутил укол раскаяния. Она убьет его за это.

Здесь было ветрено, тепло трепало волосы Дариена и наполняло его спокойствием. Дариен успокоился от ветра и гула толпы, разум повернулся к воспоминаниям.

Они встретились весной, в доме мастера Гелвана. Он не ожидал этого, Дариен не был заинтересован в долгих отношениях. Ту весну он провел среди богатых женщин Тамриллина, среди некоторых простолюдинок. Так он попал на ужин мастера Гелвана, где играл по совету старшей любовницы. Дариен все еще с теплом вспоминал ее.

Они с Марленом пели дуэтом, веселье с мрачным привкусом, как нравилось Марлену. Им нравилось вызывать дискомфорт у высшего общества Эйвара своими версиями идеалов, и их зрители находили в этом виноватое удовольствие.

Они пели, Дариен заметил Рианну Гелван с ее любопытными большими глазами. Она была серьезной, словно смотрела издалека. Их музыка интересовала ее, но не трогала.

Когда они закончили, Дариен не уступил место другому музыканту, как было задумано. Он спешно поговорил с Марленом, запел снова. Эта песня была мелодичной и традиционной; история о солдате-герое и его любви. Одна из его ранних песен, сияющая идеалом, который он принес в стены Академии, когда он был мальчиком.

Марлен ощутил его цель, встал за Дариеном, играл тихо, не добавляя вокал, дав ему петь самому. И Дариен даже не знал, чего добивался, пока не поднял взгляд на лицо Рианны, увидел румянец на ее щеках и сияние в ее глазах, какое он уже много раз видел. Но это для него раньше такого не значило.

За такую красоту я разрушу жизнь

А бог разрушит весь мир.

Он пел эти слова, глядя на ее лицо, упиваясь светлым идеалом ее кожи и золотом волос. Она посмотрела на его лиру, ее сердце точно забилось быстрее. Словно вся яркость года свободы для него и Марлена сосредоточилась вдруг на этом.

После этого они встретились в саду, при свете луны, в тенях вишневого дерева. Они не планировали этого, они видели друг друга и шли для одной цели.

Дариен не касался ее в ту ночь, они только говорили. Но он знал, что его курс меняется с тех пор. Рианна Гелван будет частью его пути, хоть это и сложно.

И теперь он бы на крыше, а думал, что будет на сцене. Снова путь изменился. Но он все равно собирался дойти до нее. Его победа в этом задании и их любовь станут как-нибудь его величайшей песней, историей, которую будут повторять. Дариен не будет как старики, которые учили его истории поэзии, он будет первым в созидании, как Валанир Окун или Эдриен Летрелл.

Фигуры в серых мантиях собрались на платформе. Дариен помрачнел, глядя на них. Его мантия осталась в сундуке в старой комнате в таверне. Он не надел ее, а теперь мог и не надеть.

Он приобрел кое-что новое. Летом Дариен написал поэму для друга-ремесленника, подарок жене на день рождения. Он смог сегодня получить со скидкой маленький лук и стрелы. Прибор был мелким, как игрушка. Но стрелы были со стальными наконечниками: совсем не игрушка.

У него всегда был интерес к луку. Он давно не практиковался, и у него был лишь один выстрел, может, два. Он мог быть безумен, но все же… Было что-то в арбалете и его плечах, когда он прицелился, что ощущалось правильно, как крещендо в песне.

Уничтожь это.

Никон Геррард прошел величаво по платформе, миновал участников и дошел до священного вина.