Илана Мьер - Последняя песнь до темноты

Марлен и Дариен считали, что это того стоило. Особенно, когда они могли очаровать повариху, чтобы им дали остатки мяса.

Не паромщик решал, достоин ли поэт попасть на остров Академии. Он смотрел, был ли человек поэтом: проверял лиру и кольцо. Дариен ожидал это, так что заранее сказал Лин:

— Мы скажем, что ты — мой слуга.

— Женщина-слуга? — сказала Лин. Ее волосы стали длиннее, почти до плеч, и были спутанными.

— Он не заметит, что ты девушка. Поверь, — он впустил в голос злобу, хоть знал, что она не заслужила этого.

Он сам бросил друга. Он знал это. Когда Лин ворвалась в комнату в ту ночь и сказала, что случилось с Хассеном Стиром, Дариен вскочил с кровати и поспешил к двери с мечом. Он знал, где стражи держали Хассена.

— Дариен, подумай, — Лин поймала его за руку. — Ты погибнешь, если нападешь на них.

— Иначе умрет Хассен, — сказал он. — Боги, Лин. Ты такая трусиха?

Он вырвался из гостиницы и побежал. Он слышал тихие шаги Лин, преследующей его, видел рядом ее тень в слабом свете. Хотя он бежал по улицам, Дариен знал, что поступает глупо. Они бежали в тишине, пока не добрались до ратуши. Она была скромной, как весь город — деревянное строение, которое отличала башня с часами.

Дариен заранее увидел стражей, их черная броня сияла рядом с красными ливреями. Переводя дыхание, Дариен смотрел на них из-за стога сена. Не меньше пятнадцати.

— Внутри будет больше, — выдохнула Лин, заговорив впервые.

— Знаю, — прошипел Дариен. — Вообще-то, у мужчин есть честь.

В тусклом свете он увидел, как она на миг закрыла глаза. Она вытащила нож.

— Думаешь, я переживаю из-за смерти? — сказала она, ее глаза были темными пещерами. — Я тоже его любила, Дариен. Что мы можем?

Дариен ощутил, как что-то острое пробило его, лишая легкие воздуха одним порывом. Он рухнул на землю, тяжело и глубоко дыша, словно его могло стошнить. Лин коснулась его руки, и он так грубо оттолкнул ее, что она чуть не упала.

Днями они шли в тишине. Лин видела жестокость в его глазах и вроде понимала. Она подходила только с важным вопросом. Дни шли, были дожди и ветра, она выглядела осунувшейся и печальной, но он не мог переживать за нее. Он изо всех сил не давал себе сесть посреди северного леса и рыдать.

«Он следовал за мной, — мысль повторялась холодными голосами на ветру. — Хассен Стир стоил десяти таких, как я, — подумал Дариен. — Где мы теперь?».

Был лишь путь вперед. Он не мог вернуться в руки Марлена и Никона Геррарда.

В одну из ночей в лесу у маленького костра, Дариен сказал под вой ветра:

— Я убью его, — тон был мертвым и сухим, он не узнал свой голос. Не этот голос пел песни толпам и баллады златовласой дочери торговца.

Лин посмотрела на него.

— Кого?

— Ты как думаешь? — сказал Дариен. — Ты же не глупая?

— Я еще с тобой, — сказала она. — И я не уверена.

Дариен хмуро посмотрел на нее, но молчал. Он знал, что был жесток с ней, но не мог остановиться.

Но теперь в тишине залива — было так тихо, что Дариен слышал свое дыхание и медленный стук сердца — он ощущал, как возмущение уходит, оставляя лишь усталость. Говорили, человек на поде оставляет прошлое на берегу. С каждым взмахом весел он ощущал, как душа успокаивается.

— Ты думала, что попадешь сюда? — сказал он Лин Амаристот. Вопрос звучал как предложение. Это было близко к извинению.

Она удивилась, даже обрадовалась, что он заговорил. Но была насторожена, он заметил. Он помнил первое впечатление о Лин — что-то с ней случилось когда-то.

— Не думала, — сказала она. — Я не ожидала, что покину дом родителей не из-за брака.

Дариен попытался представить такую жизнь. Он почти всю жизнь был свободен, бегал по полям с детьми в деревне, бродил с Марленом Хамбрелэем по дорогам. Они были во всех городах, замках и кроватях.

Лин плотнее укуталась в плащ, глядя на туман.

— Мама была безумна, — сказала она. — Раньше я не понимала. Может, я не по своей вине свернула на эту дорогу. Может, даже Райен не виноват, что он такой.

«А какая ты?» — подумал Дариен. Он еще о таком не думал.

Лин словно услышала его мысли и посмотрела ему в глаза.

— Ты меня не знаешь. Но это не страшно.

— Я думал, что с тобой все в порядке, — сказал Дариен. — Ты просто несчастна.

Лин улыбнулась ему, но словно могла заплакать. Он отвел взгляд, не мог вынести такой взгляд сейчас. Он вспомнил о Хассене, о боли и гневе. Дариен хотел оставить эти чувства на берегу. Хоть сейчас.

Дариен услышал птиц — крики чаек и сов переплетались. В следующий миг он увидел темные утесы острова в тумане. Он еще не видел вход на остров угрожающим, но теперь так казалось.

— Что бы ни случилось, — сказал он, — говорить буду я.

Лин молчала, глядела на воду и скалы впереди.

Лодка подплыла к берегу, стало видно фигуры в серых плащах. Они стояли, словно вырезанные из камня, их лица скрывали тени капюшонов, они следили, как плывет лодка.

Дариен выдохнул и сказал удивленно:

— Так меня еще не встречали.

— Уверен, что это встреча? — Лин говорила медленно и расслабленно, словно спокойствие воды влияло и на нее.

Дариен пожал плечами.

— Я их знаю, — сказал он увереннее, чем ощущал себя. Он все же покинул остров Академии почти два года назад.

Она кивнула, но промолчала. Лодка добралась до берега, они тихо выбрались, быстро поблагодарили паромщика, а он и не взглянул на них.

Фигуры плавно направились к ним. И окружили, их было пятеро. У многих были седые бороды.

Главный, с белой бородой, опустил капюшон и открыл лицо. Кожа была бледной, шершавой, а голубые глаза — глубоко в глазницах. Дариен отметил, что он выглядел старше. И уставшим.

Дариен с уважением склонил голову.

— Архимастер Мир, — сказал он. — Большая честь снова быть перед вами.

Низким для хрупкого горла голосом — который Дариен хорошо знал — давний глава Академии сказал:

— Дариен Элдемур. На тебя охотятся.

Дариен выдавил смешок.

— Мастер, — сказал он. — Обычно вы не заявляете очевидное.

Высший мастер не улыбался.

— Идите с нами, — сказал он, — оба.

И люди вокруг них пошли к серым башням, что виднелись над деревьями. Дариен и Лин не отставали. Дариен заметил, что фигуры шли за ними и рядом, словно вели преступников в тюрьму. Он не знал, чьи лица под капюшонами, но они были ему как семья.

Во дворе замка было тихо, это не изменилось за годы без Дариена. Статуя стояла в центре, король на троне, и у его ног поэт играл на лире, подняв голову в песне. Во время учебы Дариен хотел стать тем поэтом, не было чести выше, чем играть при короле.

И тогда Дариен заметил, что поэт подчинен, сидит у ног короля. Может, это была статуя короля Элдгеста, и она выражала власть во дворе Академии. Впервые Дариен не только гордился тем, что закончил Академию, но и понял, что это место — убежище и тюрьма, он называл его так в разном настроении — лежало в тени силы. Впервые он понял, что сюда было опасно приходить, хоть раньше он считал это место раем.