Ирина Богатырева - Белая Согра [litres]

А ночнушку, правда, хочется. Сквозь прикрытые веки Жу видит её – беленькая, в мелкий цветочек. Страшно представить, сколько Жу не спала в ночнушке – с тех пор, как брат появился. Его бы воля, они бы вообще на полу дрыхли в джинсах и толстовке. Да они так и дрыхли, два месяца, наверное, выкинули из комнаты кровать – и на полу. Это уже после больнички было, брат тогда сказал… Да неважно, что он сказал, в итоге Жу это надоело, и они вернули кровать обратно, но в ночнушке всё равно при брате спать Жу стесняется.

– Точно не хочешь? – с сомнением спрашивает Манефа.

– Не-а. – Жу мужественно мотает головой.

– Но, как хочешь. Завтракать идём, каша на столе.

И уходит, тяжело переставляя ноги. Слышно, как достаёт на кухне чашки, включает чайник.

Неужели всё? И никаких расспросов? И никаких криков? Разве так бывает?

Жу без сил падает на подушку. Пронесло.

– К Вале Шустиковой надо бы сходить, банку Олькину отнесть! Да молока, можот, нам купить, будешь молока-то? Если есь у ей, дак, – говорит на кухне Манефа громко, чтобы слышно было в комнате. – Сходишь, к Вале-то Шустиковой, это самое?

Что? Жу напрягается. Оборачивается на брата.

– Зато без лишних вопросов, – ухмыляется он.

– А куда? – кричит Жу за стенку.

– В школу, дак я скажу.

– Зашквар, – вздыхает Жу и закатывает глаза.

– А? – кричит из-за стенки Манефа. – Ты чего сказала, не слышу!

– Схожу! – кричит Жу и поднимается. Оглядывается, чем бы заправить постель.

Рядом на стуле лежит аккуратно сложенная белая ночнушка в цветочек.

До школы оказалось идти так же, как они гуляли вчера, – через мост, мимо церкви, дальше в горку, мимо магазина, который «Магазин», потом свернуть, будет сквер и обелиск. Слева двухэтажное жёлтое здание, там клуб и библиотека – библиотека, замечает про себя Жу, – а ты вперёд, за сквер, там и школа. Запомнишь? – волнуется Манефа. Жу кивает: через мост, мимо церкви, за сквером. Чего тут не запомнить.

На улице оказалось лето. После вчерашней хмари и демонстрации небесной строительной мощи так неожиданно, как будто другое место вообще – ни облачка, небо голубое-голубое, выглаженное, безмятежно вытянулось над всеми холмами, и земля парит. Сто́ит Жу выйти за дверь, как в лицо ударяет запах травы, да так сильно, что они с братом расчихались.

На это заворчала собака. Вылезла из будки и устроилась на её крыше. Греется. Собака оказалась белой, худой.

– Привет, – говорит ей Жу. – Так вот ты какая.

Собака косится без доверия и один раз хлопает кончиком пушистого хвоста. Ей хорошо на будке. Не хочется лаять. Да и чего лаять, если Жу выходит из дома. Значит, уже своя.

Жу идёт мимо, на улицу.

Нет, такого преображения они не ожидали. Холмы лежат весёлые и умытые, небо сияет, как начищенное. Пахнет сиренью до одури. Жу втягивает воздух и прикрывает глаза. Нет-нет, сегодня совсем другое дело, сегодня хочется жить. И здесь, и вообще. И жарко ещё так, что хочется снять шапку. Жу даже тянет уже руку, но останавливается. Рано пока. Рано.

И правильно – потому что чем ниже они спускаются к реке, тем больше заметно и другое преображение: деревня ожила, кругом люди. Где они вчера были все? «По домам отсиживались», – хмыкает брат. Навстречу проезжают две машины. Вдоль реки идёт какая-то женщина. Боковым зрением Жу замечает за соседским забором мужика в синем трико, он стоит, облокотившись на грабли, и тоже втыкает на небо, как они только что втыкали вместе с братом. И дальше, у реки, у церкви и вообще по всей деревне – ходят ещё люди, бегают собаки, поют птицы, кричат оголтелые петухи. Кажется, это всё – такой аттракцион, парк развлечений, но вчера он не работал, стояли пустые декорации, а вот сегодня его включили, и оно задвигалось, ожило. Жу нравится так думать, это весело и совсем не страшно. Жу даже не боится выйти к людям, если думать о них так. Особенно в шапке.

Они доходят до моста и останавливаются посередине. Облокачиваются на перила, глядят в воду. Речная трава качается в потоке. Река неглубокая, вода коричневая, но кажется чистой. Чистой и холодной. Течение сильное – вон как легли водоросли. По реке летит звон голосов – выше по течению стайка мальчишек пытается купаться. Они уже разделись, но жмутся на берегу – холодно. Кричат, смеются, подбадривают друг друга, самый смелый вошёл в воду по колено и брызгает на остальных. Слышен весёлый, незлой мат.

– Что, с ними хочешь? – спрашивает брат.

– Вот ещё, – фыркает Жу. – С чего вдруг?

– Не знаю. Тебе же всегда в воду надо лезть. В любую.

– Дурак ты. Ничего не в любую. Да и с ними – я тебе кто?

После моста народу становится много. Не как в городе, но всё-таки. Ездят машины. Проезжают парни на велосипеде, один, который помельче, на раме. Церковь стоит открытая, у двери женщины в платках, разговаривают. Ещё одна проходит с другой стороны улицы, сворачивает к магазину.

И все смотрят на Жу. Просто все. Хочется втянуть голову в плечи, хочется прижаться поближе к кустам.

– Это всё ты, – бурчит Жу, проходя мимо церкви. Женщины у крыльца даже разговаривать перестали, уставились вслед. Жу чувствует их взгляд спиной.

– Я? – изумляется брат. – При чём тут я?

– А кто штаны менять отказался?

– Чем тебе не нравятся штаны? В них хоть не жарко.

– А для них это пижама.

– Какая ещё пижама!

– Натуральная.

Лёгкие льняные клетчатые брюки на резинке, с завязкой, и правда очень удобные, чтобы в них спать. Но кто просил тащиться в них на улицу! Сложно было джинсы переодеть?

– Брала бы да и переодевала, я при чём? – фыркает брат. – Только там Манефа твоя всё время ошивалась.

Да, он прав. Переодеваться при Манефе – да при ком угодно вообще! – Жу не может. Уж лучше пойти по деревне в пижаме.

– Да и вообще, может, дело в шапке? – язвительно говорит брат.

– В смысле?

– В коромысле! Шапка зимняя, штаны летние. Вот и секи.

Но нет, шапку Жу не снимет. Теперь – точно. Уже прошли магазин. Уже показались впереди берёзки – это, наверное, и есть сквер. Между ними чернеет какой-то камень, скорее всего, обелиск. Жёлтое двухэтажное здание, библиотека-клуб осталось слева. И пока они с братом спорят, стоит ли туда зайти, посмотреть и сейчас или на обратном пути – Жу понимает, что они пристроились в хвост какой-то тётеньке, и та сворачивает с дороги на тропу в лопухах и крапиве, а тропа эта ведёт в пролом в заборе, и впереди уже виднеется серое двухэтажное здание с большим крыльцом и надписью: «Школа».

Значит, пришли.

Главный вход закрыт, зато распахнута дверь с левого торца, и над нею висит коричневая колонка, из которой шпарит весёлая дискотечная музычка. Женщина, за которой они сюда свернули, уверенно ныряет в темноту входа. А Жу вдруг чувствует, что идти становится тяжело. К каждой ноге как будто привязана гиря, и они становятся всё тяжелее по мере того, как Жу приближается к школе. Дышать трудно. Жу начинает петлять и в конце концов сворачивает к железным лазалкам, которые стоят чуть поодаль, ближе к забору, за рядком берёз.