Мелинда Салисбери - Плыть против течения (ЛП)

— Для чего они? — спросил он, взвешивая сверток в руках.

— Для пистолета, — я улыбнулась ему лучшей улыбкой.

Он холодно посмотрел на меня.

— Для чего они?

— Я только что сказала.

Он склонил голову.

— Ладно. Для пистолета. А зачем новая шаль и платья?

— Я решила чаще выбираться из дома, — улыбнулась я.

Он не ответил тем же.

— Ты уходишь, да? В этом все дело. Для этого ты все просила. Ты убегаешь.

Я даже не моргнула.

— Нет.

— Куда ты собираешься? — продолжил он, словно я не говорила. — Видимо, в Инвернесс.

— Рен.

— Я хочу с тобой.

Я подавилась вдохом.

— Это так странно? — он посмотрел на меня. — У меня тоже есть повод желать уйти. И я не отсюда, помнишь?

Я покачала головой.

— Можно мне просто мои пули? Пожалуйста.

Он убрал сверток в свой карман.

— Если хочешь их, возьми меня с собой.

— Ты перестанешь думать, что я куда-то собралась, Маррен Росс? Это глупо, — я встала и подошла к нему, протягивая руку.

— Полным именем назвала. Ого, это явно серьезно. И я серьезен: нет меня — нет пуль. Можешь забрать свои деньги, — он вытащил из кармана мешочек, который я ему дала, поднял в воздух, и он крутился там.

Может, мне и не нужны были те пули. Я могла взять другой пистолет. Не обязательно тот. Я выброшу тот пистолет в озеро, да и все. Дело во времени. И разве мне понадобится пистолет в Турсо?

Но от мысли, что я буду без него, появилась паника, и пот тут же выступил на плечах, сердце забилось быстрее. Нет, я не могла его оставить. Я не могла избавиться от него. Он мне нужен, как и пули для него. Я даже не знала, почему, но он мне нужен был.

— Я думала, мы друзья, — попыталась я.

— Так и есть. Потому ты должна сказать мне, куда собралась. Так делают друзья.

Я раздраженно зарычала.

— Рен, дай мне пули, или я клянусь…

— Что клянешься? — он окинул меня взглядом, ухмыляясь, убрал мешочек с деньгами. — Альва, ладно тебе. Не нужно изображать опасную девчонку. Я тебя знаю.

Я слышу эхо своих слов у озера в другой день. Но в его тоне не было мягкого извинения. Он был уверен, что я отступлю, ведь у него было то, что я хочу, в чем я нуждалась. Он был уверен, что знал меня, но он не знал ничего. Не знал того, что я знала, или что я сделала.

Я не успела осознать, что делала, и вытащила из корзинки пистолет.

Его глаза расширились от удивления на миг, а меня пронзила радость. Он не так хорошо меня знал. А потом он улыбнулся, и я замерла, жар моей ярости сменился ледяным шоком от моего поведения. Что я творила?

Но Рен не испугался пистолета. Даже не переживал.

Он сжал дуло ладонью. Он потянул его — и меня — к себе, пока кончик не уперся в его лоб, спокойно глядя на меня.

— Я не буду в тебя стрелять, — тихо сказала я.

— Сказала девушка с пистолетом у моей головы, — улыбнулся он. — Пули в моем верхнем кармане внутри, если хочешь знать.

Я попыталась убрать пистолет, но он удержал его прижатым к его коже.

— Ты хочешь умереть? — спросила я. — Это не смешно. Хватит.

— Возьми их.

Я замешкалась, глядя ему в глаза, пытаясь понять его намерения. Я медленно полезла во внутренний карман его плаща, нашла коробку у его сердца. Я вытащила ее, костяшки ощущали ритм под его ребрами, быстрый и сильный. Несмотря на его наглую улыбку, он боялся. Или был в восторге.

Он улыбался мне, улыбался открыто.

— Ты сумасшедший.

— Да?

Я подняла сверток, а он опустил другую руку поверх моей. Одна его ладонь все еще удерживала пистолет у его головы, другая прижала мою ладонь к его груди. Его сердце дико билось под ней, почти как мое. Голубые глаза смотрели на меня, похожие на ясное небо сверху. В таких глазах можно было утонуть, и это не было бы смешно.

А потом он моргнул и отпустил пистолет и меня.

— Альва? — тихо сказал он, урчание в тоне заставило мой рот пересохнуть.

Я приподняла бровь, не доверяя своему языку.

— Я знал, что ты не хотела в меня стрелять, — сказал он обычным тоном, убрал руки за голову и отклонился. — Ты не зарядила пистолет.

Я повернулась и побежала, оставив его там, красное кольцо на его лбу было как след от помады. Я видела его перед глазами, сидящего на бревне, румяного и быстро дышавшего. Такого же румяного, как я.

Я получила то, за чем приходила. Так почему казалось, что я проиграла?

СЕМЬ

Я бежала вверх по горе, стыд кусал мои пятки. Я не могла поверить, что достала пистолет. Как беспечно. Как глупо. И гадко.

Не было повода направлять оружие на безоружного человека, что бы он ни сделал. Я должна была знать это лучше всех, но недалеко ушла от отца. Что на меня нашло? А если бы он выстрелил? А если бы я ранила его? А если бы стало хуже? Рен…

Я ругала себя всю дорогу домой, ярость стала утихать только ближе к дому, когда ее сменил страх, что отец вернулся и узнал, что я ослушалась его и вышла. Может, я это даже заслужила.

Дом был тихим, тяжелым от пустоты. И это меня пугало. Я должна была радоваться, но — нет. Я переживала.

— Он в порядке, — сказала я громко на кухне, словно так слова сбылись бы. — Ясное дело, в порядке, с чего бы нет? — переживания за отца были новым чувством. — Переживай лучше за себя, — пробормотала я и поставила чайник на огонь.

Пока он закипал, я спрятала пули под половицами в своей комнате, вернула пистолет в шкаф в кабинете отца и стряхнула грязь с юбки. Вот. Так он и не узнает правду.

Все было хорошо.

Я замесила тесто на хлеб и оставила его подниматься, а потом, проголодавшись после похода, я сварила картофельный суп, оставила его булькать на небольшом огне, пока суетилась в уже чистом доме, отряхивая поверхности без пыли, поправляя одеяла и натирая утварь. Когда суп приготовился, я бросила в него укроп, отнесла миску в кабинет отца.

Я села в его кресло, подогнула под себя ноги, поставив миску на колено, и листала большой дневник, описывающий его жизнь как наомфуила, листала назад, пока не дошла до года, когда мне было девять. Когда он…

Я застыла, увидев лист бумаги между страниц дневника.

На нем было написано «Лахлан». Имя отца почерком матери.

Я вдруг ощутила запах лаванды, услышала ее пение не в такт, пока она развешивала постиранные вещи. Я помнила, как бегала в лабиринте белых простыней в первый день весны, а она гонялась за мной. Я помнила, как она делала монстров из тени руками, как она щекотала меня во время купания.

Она была беременна неделями перед тем, как отец пристрелил ее, но что-то пошло не так. Она потеряла ребенка и много крови. Она чуть не умерла. Гарри Гленн, который больше всего напоминал врача в Ормскауле, сказал отцу оставаться с ней дома, сказал, что он ей нужен. А он этого не сделал. Как всегда, озеро для него было важнее.

Она после этого не была прежней.

Она вставала все позже, порой днями лежала, не выходя из кровати. Она перестала есть, говорить, одеваться. Ее волосы стали тонкими, глаза налились кровью. Было лето, и от нее стало вонять немытым телом. Так сильно, что я не хотела ходить близко. Когда она вставала, она бросала меня дома и бродила часами возле озера, возвращалась в темноте и сразу шла в кровать.