Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Вслед за ней на поляну выступили две чёрные лоснящиеся фигуры. Охранники? Любовники? Или то и другое вместе? Обведя толпу обжигающим взглядом, они встали за спиной герцогини, демонстративно поигрывая мускулами, готовые в любую секунду прыгнуть и вцепиться в горло каждому, невзирая на ранг и комплекцию. Толпа подалась назад. Эвил Сийна удовлетворённо улыбнулась и приветственно подняла руку.

Арочный проём постепенно угас, цветы роняли лепестки, листья засыхали и опадали прахом. Всего несколько секунд за спинами чёрных телохранителей бушевала осень. Миг, и двери не стало.

В последнее мгновение из затухающей глубины выскользнула невзрачная фигурка, прошмыгнула вперёд и примостилась у ног дриальдальдинны, едва доставая ей до бедра.

— Грольх, надо же, — вот теперь Юнэйся удивилась по-настоящему. Я присмотрелся повнимательнее.

Человечек, — а более всего он походил на уродливого человечка — щуплый, лысый, с белёсым лицом, с непомерно длинными пальцами на худых руках, завёрнутый в некое подобие накидки, скрывавшей его до кожистых серых стоп, примостился около герцогини, заглядывая ей в глаза со смешанным выражением преданности и хитрости. Под мышкой он держал футляр продолговатой формы — то ли музыкальный инструмент, то ли незнакомое оружие.

— Отчего он такой незагорелый и неупитанный? Мама в детстве не любила? — улыбнувшись, поинтересовался я. — Или собратья кашу отнимали? Характер, небось, от этого сильно испортился — брюзжит перед дождиком и не любит птичек с цветочками?

— Грольхи живут под землей, а наружу выкапываются только ночью — покушать. Кстати, они плотоядные, — не отрываясь от происходящего на поляне, сухо сообщила дриада.

— Еще скажи, хищники.

Юнэйся серьёзно посмотрела мне прямо в глаза и промолчала. Мне сделалось неуютно. Шутить тут же расхотелось. Вспомнилась Динни, которая однажды что-то такое говорила про грольхов и заманиваемых ими в лес детей. Я тогда, конечно, ей не поверил, теперь же поглядел на щуплую фигурку внимательно, оценивающе запоминая. Будто что-то почувствовав, человечек вздрогнул и уставился в нашу сторону — холодный взгляд выкаченных рыбьих глаз скользнул по толпе, распахнулась щель рта, образуя горизонтальную линию, растянутую от уха до уха. Это могло обозначать и улыбку, и предупреждение, в зависимости от фантазии смотрящего.

— Герцогиня предпочитает экзотику? — я зябко сдвинулся за широкую спину стоявшего впереди медведя.

— И экзотику, и эротику… Смотри, дедушка Эшх!

Действительно, обнаружился протискивающийся вперёд лешайр, всё ещё не перестающий приглаживать усы и покряхтывать. Подошёл к Эвил Сийне, слегка склонил голову, что-то тихо сказал ей. Та снисходительно улыбнулась в ответ одними губами, одновременно приподняв брови, и сделала рукой неопределенный жест собравшимся, мол, вольно, разойдитесь, можно и расслабиться. Из-за поднявшегося облегченного гула я не расслышал последовавшие слова, лишь по выражению её лица догадался, что лешайру было предложено прогуляться. Небрежно оттолкнув коленкой грольха, дриальдальдинна двинулась по поляне, впрочем, не сходя с ковровой дорожки. Следом пристроился задумчивый Эшх и пара бесшумных телохранителей, воспринимавшихся уже как естественное, почти неодушевленное дополнение. Они неспешно шли в нашу сторону.

Я прислушался.

— …нет, госпожа, позвольте не согласиться с вами, — донёсся до меня голос Илэйш Эшха. — Свобода — понятие относительное. Спросите у цветка — свободен ли он, или корни — это, всё-таки, цепь, которая приковала его к матере-земле, и он обречён в своём заточении? Может, свобода — это только миг перед уходом, когда наконец-то остаёшься только наедине с собой и со смертью?

Герцогиня грациозно мерила шагами дорожку, не возражая, но явно оставаясь при своём мнении. Потом неожиданно продекламировала:

— Великий Лройх'нн Доор Шиир*. Кто не читал сих великолепных стихов?! — лешайр понимающе кивнул и продолжил:

Они немного помолчали, затем Эшх осторожно возобновил разговор:

— Слишком быстрый взлёт таит в себе не менее стремительное падение, а большая удача вызывает массу мелких бед. Не совершайте необдуманных поступков, госпожа. Порою повернуть назад бывает уже невозможно. А вырвавшись из так называемой клетки, ничего не стоит тут же угодить в другую, более крепкую.

— Мне кажется, ты забываешь, с кем говоришь! — герцогиня продолжала улыбаться, но глаза её прищурились, прикрывая ресницами медленно копящийся в них гнев. На лешайра она больше не смотрела. Ещё три шага — дорожка закончилась. Собеседники плавно затормозили, останавливаясь у самого края коврового полотна. — Здесь решаю я. Я! Только я и больше никто! — Эвил Сийна помедлила. — То, что ты являешься прекрасным собеседником, делает тебе честь, конечно же, но не дает права — никакого! — заваливать меня советами, пусть даже, на твой взгляд, и удачными. Я уже не маленькая, времена вытирания носа и попки, слава Лесу, давно миновали.

Оба выдержали паузу, прекрасно понимая, что никакие насморки и грязные подгузники маленьким дриадам не грозят и в помине.

— Госпожа, — Илэйш Эшх первым прервал молчание, грустно посмотрев на красную линию ковра, отделяющую их от зелёной травы. — Я осмелюсь — не сочтите за дерзость! — добавить, что ваш выбор касается не только вас. Подумайте об этом перед тем, как сделаете последний шаг! Всё имеет начало и финал, две природы, две стороны. Палка — и та о двух концах. Монета о двух сторонах, и пусть на одной у неё выгравирован прекрасный профиль, но на второй — всегда выбита цена. В данном случае цена может оказаться слишком высокой. Хватит ли у вас сил и мужества оплатить по счёту, пройдя этот путь до самого конца?!

— Сил и мужества?! — голос герцогини дрогнул и перешёл на злое шипение. — Ещё добавь «ума и смелости». Одно и тоже, что обозвать меня трусливой идиоткой! Да как ты смеешь, короед! Я не нуждаюсь в твоём сочувствии. Ха! Обвинять меня в трусости и глупости, сомневаться в моей судьбе? Моё расположение совсем вскружило твою старую п-лешивую голову! А зря! Смотри, так недолго и в немилость попасть — будешь гнить в болоте с дурами-кикиморрами!

Лешайр слушал молча, покорно, моргая на каждое «моё» и «меня», лишь однажды его седая голова чуть заметно качнулась — видимо, хотел возразить, но удержался. Может быть, когда оскорбления коснулись кикиморр?.. Стоял, низко склонившись в почтительном поклоне.