Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Василий?! Вот радость! — на пороге стояла чета вулфов, живая и невредимая. — Ты заходи! Ах, кот у тебя какой! Не кусается? Придётся его, правда, в ванной запереть, а то может подраться с нашим волчонком.

Кот, не слушая их, по-деловому прошмыгнул в квартиру. Я вошёл следом. За мной захлопнулась входная дверь, отрезая прошлое, заботы и усталость. Как хорошо, тепло и уютно! Господи, наконец-то, я дома… Привычно скинул пальто, разулся и уверенно проследовал на кухню, где так аппетитно пахло свежей выпечкой.

— Васенька, пирожки будешь? — просияла моя мама. — Сегодня с капустой, как ты любишь.

Из соседней комнаты забубнили невнятные голоса.

— Это родственники наши приехали, — опережая мой вопрос, сказала она. — Дядька твой с сыном — твоим братом, кстати, получается. Они нас не стеснят — квартира-то большая.

Я хотел спросить, какой такой дядька, но тут на подоконник вскочил огромный белый кот и уселся рядом.

— Мама, а когда ты кота успела завести? Ты ж не любишь кошек? — будто бредя, спросил я, поднимая голову и уже переставая ждать ответ под иронично тяжёлым взглядом голубых глаз. Катт! Как я мог забыть?! Мы ведь с ним вместе пришли… А мама? Как же мама?

— Да, не люблю! — произнесла ненужные теперь слова Ялла. — Терпеть их не могу! Брысь с моего подоконника!

Кот зашипел и никуда не брысьнул, проигнорировав презрительный хлопок кухонного полотенца в его сторону.

— Майвха! — вбежавший мальчик восхищённо притормозил на пороге. — О-оо, гости!!! Мамочка, чиоок зох торш ун абалурш?

— Нет, милый, они скоро уйдут. Они ужа-асно торопятся, — сквозь зубы процедила Ялла, пригвоздив меня взглядом к стулу. — Оч-чень…

Очередная порция пирожков медленно подгорала в духовке, источая неуместный запах палёной шерсти. За окном стремительно то темнело, то светлело, как будто небо не могло решить, какое же время суток ему сейчас подходит более всего. В саду с хрустом обламывались ветки.

Мальчик ничего не замечал. Или не хотел замечать?

— Фастгул'х, — тихо, но решительно позвал я его, не зная, что сделаю или скажу в следующий момент. Встреча наша сама по себе пока ничего не значила, являясь лишь ничтожной каплей на чаше весов, но уже никакие преграды не разделяли нас, и, оказавшись с ним рядом, я бессовестно испытывал некую степень торжествующего злорадства, готовый драться за него хоть с самими зурпаршами. — Фастх! Тебе пора домой! Мы любим тебя, ты нам нужен…

— Я дома, — теряя уверенность возразил мальчик, в поисках спасения цепляясь взглядом за медленно изменявшуюся Яллу. — Мама?!

— Милый, пойдём! Я покажу тебе новый ошейник для твоего друга, — обволакивающая волна настойчиво выталкивала мальчика из кухни. Запах палёной шерсти стал невыносимым.

Вбежавший Мавул'х, неправдоподобно высокий и мускулистый, подхватил сына на руки и, не давая ему опомниться, потащил в комнату.

Мы прыгнули одновременно: я — следом за Мавул'хом, кот, увеличиваясь в размерах и отращивая аршинные когти, — прямо в лицо уже непохожей на себя Ялле, страшной, с оплывающим неповоротливым телом.

— Запрещено!!! — заверещала та, отбрасывая нападающего кота в сторону и пластая его по стене кажется одним только воплем.

— Стоять!!! — заорал и я. — Чихать на ваши дерьмовые запреты!!! — я прорвался в комнату и во втором прыжке покрыл расстояние до склонившегося Мавул'ха, пытавшегося затолкать ошарашенного мальчика в стенной шкаф. — Прочь, нечисть!!!

Я рубанул его по открывшейся на секунду шее, — откуда у меня самурайский меч в руке? — и голова Мавул'ха, — нет, не Мавул'ха, причём здесь имя моего бывшего друга? — запрыгала по полу, рассыпаясь на множество отдельных кусков, — никакого мозга и неэстетичной кровищи! — и разбежалась по углам мохнатыми пауками. Тело же просто превратилось в журнальный столик и неторопливо ушагало в коридор вне поля нашей видимости, где и продолжило череду своих метаморфоз.

Выудив из шкафа растерянного малыша, постепенно терявшего румянец, я уселся с ним прямо на пол, крепко прижимая к груди. Не отдам! Хоть стреляй — не отдам!

В комнату вошёл потрёпанный, но довольный кот. Устроился рядом, утомлённо заглаживая себя языком. Из его спины был выдран изрядный клок шерсти.

— Как странно, — вдруг проговорил мальчик. — Я вас знаю. Но я не хочу вас знать… У тебя так странно бьётся сердце, — он повернул ко мне озабоченное лицо. — От этого звука мне становится больно и неуютно, как будто бы я что-то делаю не так.

— Я понимаю тебя, — сказал я как можно мягче. — Со мной так тоже бывало.

Мы помолчали.

— Я умер? — вдруг невпопад, шепотом спросил Фастгул'х.

— Нет! — душа во мне кричала и металась. Невыносимо! Ещё минута — и я начну трясти его, как сломанную заводную игрушку, не зная при этом как починить механизм. — Ты всего-навсего спишь и видишь сон. И он так тебе нравится, что ты не желаешь из него уходить. Но как бы не было хорошо, это лишь иллюзия, и тебе давно пора просыпаться.

— А если я не хочу?.. — упрямо прервал меня мальчик. В его быстро желтеющих глазах скапливались слезы.

— Хочешь, но пока не знаешь об этом.

— А я и знать не хочу! — слёзы хлынули ручьём, смывая последние остатки несхожести и отрешения. Он, наконец-то, снова стал Фастгул'хом — тем, которого мы помнили. — Кто бы они ни были, мне всё равно! — он перешёл на крик, зажмурившись и судорожно всхлипывая. — Там… там мои мама с папой умерли!!! Здесь… здесь они… живы-ы-ыы!!! — плач постепенно переходил в вой, стиравший слова и фразы. — Неправда, говорите?! Все эти воспоминания о моей жизни — они все не настоящие?! А мне всё равно-о-оо!!! Оуу!!! Ууу…

Его сотрясали рыдания, которые постепенно начали влиять на всё вокруг, подчиняя себе, кажется, не только небо за окном, но даже самое пространство дома, изгибавшееся и проседавшее пока несколькими местами, но обещавшее настоящую нешуточную бурю с разрушениями и катастрофическими, обвальными последствиями.

— Вам необходимо срочно покинуть это место, — гортанно и чуть нараспев проговорило вошедшее существо, отдалённо напоминавшее Алдз'сойкф Ялла'х, такую, какой она была в момент песни — светящуюся и зыбкую. — Вы ему наносите непоправимый вред и причиняете страдание. Уйдите, и он опять будет счастлив!!!

— Хрен вам!!! Нет уж! Я понимаю: вы делаете так, потому что верите в это. А я верю в другое! Понимаете?! В другое!!! — я не собирался сдаваться и тем более куда-то уходить. Напротив, в душе росло и крепло спокойное чувство нашей правоты. — А разве вы никогда не ошибаетесь? Может быть, кому-то здесь не место?

— Не надо думать об этом, как об ошибке или не ошибке, — теперь их опять было двое, одинаково светящихся и расплывающихся. — Мы — всего лишь жители этого мира, строители и скульпторы, создающие реальность вокруг вас по вашим же эскизам и чертежам. Вы сами выбираете свою судьбу.