Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Как сладко и одновременно больно… Я уже знал, что это всего лишь сон, и я подобен здесь наваждению. Что толстое неповоротливое облако, отраженное в лиловой реке, в тысячу раз живее меня и существеннее. Сон, только лишь долгожданный сон…

— Василий, — вдруг грустно позвала Диллинь, так тихо, что какое-то время мне казалось, что она вообще ничего не говорила. Но тут её губы дрогнули и подтверждающе повторили: — Василий, я тебя не вижу, не могу видеть…

— Сон, — в тон ей, едва слышно пояснил я, завороженно наблюдая, как еле уловимо колеблется на ветру выбившаяся спиральным колечком светлая упрямая прядка у ее виска. — Это лишь сон…

— Пусть сон, — выдохнула она, наклоняя в согласии голову и распрямляя пальцем облюбованный мною локон, удлиняя и заставляя его скользить мимо изящного уха, сбегать по изгибу шеи и, вновь отпущенным, победно сворачиваться назад. — Может, мы все — только лишь сны, несбывшиеся сны друг друга…

Эта задумчивая, чуть ироничная грусть была так на нее похожа, волнующе узнаваема и желанна, что я почти поверил, согласился, ныряя в это согласие с головой, без оглядки и поворотных компромиссов.

Что есть правда, а что — выдуманная неправда? Что говорю и делаю я в недостижимом полёте её сновидения?

— Правда — это мимолетное порхание мотылька, хрупкое и трепетно зыбкое, но способное оторвать лучника от его уже теоретически убитой цели… Правда — ускользающая цепочка шагов на морском берегу, вдавленная и тут же смытая обособленно пробегающей мимо, шепчущей волной… Правда — непроницаемо прекрасная или до слез откровенная, тяжелая, унизительная, смешливо-радостная, меткая, убивающая, горькая или приторно сладкая, какая бы она ни была — есть лишь мгновенный взгляд души, успевающий выхватить из целого только отблеск, тень или блик, мелькнувший на грани непостижимого всего …

Кто это ответил мне? Она? Я сам? Эхо?

Я знаю, ты лишь снишься мне… В этом сне я это уже знаю.

Шагнул к ней навстречу, вставая таким образом, чтобы её глаза отразились в моих. Иллюзия? Пусть, мне всё равно. Мелочь, а приятно. Мы сами придумываем окончания собственных сказок.

Хлопком распахнувшаяся дверь прервала поток моих сумбурных задыхающихся чувств, выбрасывая в комнату группу атакующих десантников, нет, скорее японских ниндзя, всех в черном, без видимого оружия, с холодным прицелом глаз и хищным шагом. Секундное окружение, заминка, тонкий вскрик и закрутившийся вихрь манипуляций — меня не трогали, лишь оттеснили к стене, а Диллинь подхватили и потащили прочь. Перед тем, как скрыться, последний из нападавших чуть задержался и снял со своего лица черную повязку.

— И так будет всегда! — плюнул мне в глаза мой враг хойш, избравший внешность и повадки моего друга Мавул'ха. — Я всегда буду стоять у тебя на пути — пути сновидений! Всегда!

— Что-то ты не в меру истеричен сегодня, — улыбнулся я. — Иди давай, гуляй пока! Настоящей Диллинь тебе не видать, как собственной настоящей жизни!

Он возмущенно хлопнул дверью и ушел по-английски, не попрощавшись. Мы оба понимали, что сейчас недоступны друг для друга. Он же оставлял за собой неоспоримое право на пакости и мелкие предательства. Что ж, отнесусь с пониманием — существование у него далеко не сахар.

— Дафэн! — позвал меня кто-то сзади. — Дафэн, дафэн, дафэн…

Я обернулся и удивленно обнаружил, что уже не один, более того, настолько не один, что в комнате скоро будет не протолкнуться. Кто эти бледные, вытянутые, одинаковые создания, так похожие на новоиспеченных покойников?

— Мы моаны! — бормотали разевавшиеся рты. — Спаси нас, дафэн! Спа-аси-ииии!..

— Стоп, ребята! Обойдемся без лобызаний! — я выставил вперед руки, предупреждая последующие попытки напираний и дерганий за рукав, вздохнул и удручённо огляделся вокруг, не испытывая ничего кроме усталости и пустоты в груди. Еще минуту назад я созерцал профиль Диллинь… Куда всё ушло и откуда столько понабежало? Воистину, пути неисповедимы!

— Спасу, — почти механически кивнул я. Моаны заволновались. Может, стоило повременить с обещаниями? — Только объясните мне всё по порядку, ладно? Кто у вас главный?

Они, заныв, качнулись, но потом, тем не менее, выдали блеклого представителя, на мой взгляд ничем не отличавшегося от остальных. Фигура нерешительно подплыла ближе и замерла в ожидании.

— Как зовут? — спросил я, чтобы хоть как-то начать разговор.

— У нас нет имен. Когда-то были, но мы не помним, — удручённо прошептал «главный» моан, робко шевельнув плечами.

— Ну, хорошо. Будешь Пер, в смысле первый, пока не вспомнишь своё настоящее имя. Рассказывай, почему вы считаете, что я могу вас как-то спасти?

— Можешь, — забеспокоился Пер. — Ты же ведь дафэн. Тот, который возвращается.

— О! — обрадовался я. — Хоть кто-то, наконец, объяснит мне термин «дафэн».

— Объяснить?.. — на лице моана отразилось такое обречённо-горестное выражение, что мне стало его жаль: ещё чего, расплачется. — Не знаю, — с сомнением протянул он. — Я лучше расскажу по порядку, с самого начала.

Теперь уже обречённо вздохнул я. Впрочем, мешать не стал.

— Когда кто-то застревает в мире Соррнорма, — прилежно приступил к повествованию Пер, — он становится моаном — тем, у кого больше ничего нет, кроме текуче изменяющегося тела и его воспоминаний-фантазий. Сначала он наслаждается и веселится, осуществляя любую свою мечту. Любую! — он многозначительно поднял вверх палец. — И не замечает, как вся его сила растрачивается и переходит во владение зурпаршей.

— Они говорили, что, якобы, мир снов становится насыщеннее и богаче благодаря вашим умственным импровизациям, — уточнил я. — А вы взамен живете бесконечно долго? Почти вечно?

— Вечно! — зароптали молчавшие до этого другие моаны. Возмущению их не было предела. — Вечно?!. И как тебе нравится наш вечный внешний вид? Мы постепенно растеряли последние крохи себя: мы уже ничего не хотим и не помним, мы не можем даже умереть. Выход же отсюда для нас закрыт. Покажи нам выход, дафэн!!!

— Рад бы, да не могу, — покачал головой я. — По крайней мере, сейчас не могу.

— Мы подождём! — закивали они восхищённо, а Пер чуть замялся и нерешительно добавил: — Но ты всё равно поторопись! Наши жизни не бесконечны. Рано или поздно фантазии перестают быть разноцветными объёмными иллюзиями этого мира, а старятся и выпадают серым дождем сомнений и недоверий где-то на задворках и пустырях Соррнорма. Тогда и мы блекнем и совсем растворяемся, оседая туманом, стекая каплями слёз по окнам и щекам других пока ещё беспечных жителей.

— А почему вы решили, что я — это тот, кто вам нужен?

— У нас есть легенда, — возобновил свои откровения Пер, — что однажды придёт некто, кого не смогут победить хойши и кому уступят зурпарши, указав дорогу назад и распахнув перед ним сокрытые дотоле двери.