Вольфганг Хольбайн - Мидгард

Если в первую минуту Лиф еще верил, что более заброшенной и пустынной земли, чем эта покрытая снегом каменная равнина, не бывает, то скоро он убедился в обратном. С каждым шагом на восток земля становилась еще суровее и холоднее. Скоро лошади едва могли продвигаться вперед, так как под их копытами были только острые обломки камней, которые причиняли животным все новые раны. Даже там, где лежали сугробы, под снегом всадников подкарауливал острый щебень. Один раз лошадь Тора с пронзительным ржанием рухнула в снег по колено и чуть не сбросила с себя всадника. Они проехали меньше двух миль, когда наступили сумерки, но копыта лошадей уже оставляли на снегу кровавые следы.

Наконец Один дал знак остановиться. Тор, сила и выдержка которого до сих пор не переставали удивлять Лифа, скорее выпал из седла, чем спрыгнул.

Всадники слишком утомились, чтобы разговаривать друг с другом. Тор заявил, что позаботится о лошадях и ночлеге. Было уже поздно, и ночь обещала быть холодной. Лиф стал наблюдать за Тором, как он расседлал трех белых жеребцов, принес хвороста для костра и сложил его в защищенном от ветра месте. Мальчик так устал, что был готов уснуть где сидел, но знал, что это опасно и можно замерзнуть насмерть. Если день оказался настолько холодным, что на его щеках замерзали слезы, то какой будет наступающая ночь? Даже костер, разожженный Тором, не мог прогнать страшных мыслей.

— Ты не раскаиваешься в том, что поехал с нами? — вдруг спросил его Один.

Лиф поднял глаза и только теперь заметил, что глава азов давно следит за ним. Он торопливо покачал головой:

— Нет. Мне только холодно. Куда мы поскачем?

— Ты имеешь в виду — завтра? — Один отвел в сторону глаза. — Завтра мы догоним Локи, — наконец сказал он.

— Лошади далеко не уйдут, — заметил Лиф.

Один кивнул.

— Я знаю. Но это недалеко. Дом Локи находится позади того ущелья. — Он протянул руку, и Лиф последовал глазами за его жестом. Но мальчик ничего не увидел в темноте, кроме бушующих снежных вихрей и расплывчатых теней, которые двигались, как хищные звери. Но если Один сказал, что там находится ущелье, значит, оно действительно находится там. Вдруг он осознал другую часть сказанного Одином.

— Дом Локи? — недоверчиво спросил он. — Здесь?

Один снова кивнул.

— Да. Разве ты меня не спрашивал, почему он, единственный из азов, не жил в Азгарде? — Он наклонился вперед, взял пригоршню снега и, как песок, пропустил его между пальцев. — Сначала он жил у нас, в блестящем дворце неподалеку от моей крепости, но потом решил взять себе жену из племени великанов. Поэтому он отправился сюда, в эту бесплодную пустыню на границе мира людей с миром великанов.

— Но почему? — удивился Лиф. — Ведь Азгард достаточно велик!

Один улыбнулся.

— Только не для великанов, — сказал он. — Ты видел, что происходило, когда встречались аз и великан: в живых оставался только один из них. И так было всегда. Я совершил ошибку, когда принял предложение Трима. Я должен был знать, что случится недоброе. Они и мы как огонь и вода. Как ты и Лифтразил. Когда ко мне пришел Локи и сказал, что по уши влюбился в Зигин, я это предчувствовал. Почему я не прислушался к голосу собственного сердца! Возможно, тогда Бальдур остался бы жив.

— А Локи точно придет сюда? — спросил Лиф. — Наверняка он догадывается, что мы его будем преследовать.

— Несомненно, он придет, — ответил Один. — Конечно, он убийца и позор нашего рода, но вовсе не трус. Он любит родственников не меньше, чем мы. Здесь живет его жена и два сына, Нари и Нарви. Локи слишком хорошо знает Тора и наверняка боится, что вместо своей семьи он встретится здесь с ним. — Один вздохнул и продолжил: — Он придет. Я это чувствую. Только я не знаю, придет ли он один.

Лиф не сразу понял смысл последней фразы Одина, но когда понял, испугался.

— Ты имеешь в виду: вместе с Суртуром?

Один кивнул.

— Путь в Огненное Царство далек, но шпионы Суртура шныряют всюду. Почему, как ты думаешь, мы прячемся в ночи, будто воры? Мы будем нести вахту, Лиф. — Он улыбнулся. — Ночное время мы поделим с Тором. Ты можешь поспать. Завтрашний день будет очень трудным для тебя.

— Я хочу нести вахту, как вы, — возразил Лиф, хотя от усталости у него закрывались глаза. Несмотря на это, он добавил: — Я пошел с вами добровольно и вопреки твоему желанию, Один. Дай мне отдохнуть пару часов, а затем я возьму на себя вахту.

Один испытующе поглядел на мальчика и наконец пожал плечами:

— Как хочешь. Но сейчас ты должен лечь и уснуть — Движением головы он указал на костер. Хворост был мокрым и сначала горел плохо, но теперь пламя поднялось выше, и Лиф ощутил на своем лице теплое дуновение. Не говоря ни слова, он встал, подошел к огню и лег на камень, с которого предварительно смел снег. Тор молча протянул ему одеяло, в которое кутался сам.

Лиф сразу же уснул, но сон мальчика был неглубок, его мучили кошмары. Он не мог отделаться от страшных видений, хотя точно знал, что это только сны.

Несколько раз он в испуге вскакивал от воя и стона пурги. Однажды ему почудилась пара огненно-красных глаз, вытаращившихся на него из темноты. Но вой и стон всегда оказывались звуками ветра, а огненные глаза — отблеском постепенно догоравшего костра, и мальчик засыпал снова. Когда его разбудил Тор, Лиф чувствовал себя таким же усталым и разбитым, как вечером, хотя аз дал ему возможность поспать гораздо дольше, чем он хотел. На горизонте появилась бледная полоса приближающейся зари.

Лиф медленно выпрямился, откинул в сторону обледеневшее одеяло и протянул руки к потухшему костру. Запас хвороста сгорел полностью. Лиф мимоходом подумал, что они будут делать, если в этот день не захватят Локи и еще на одну ночь останутся в этой ужасной стране. Посидев немного, Лиф встал и присел на камень рядом с Тором, который нес вахту. Аз вопросительно посмотрел на мальчика, поэтому Лиф улыбнулся и кивнул. Тор опустился рядом с Одином, прислонился к скале, закрыл глаза и мгновенно уснул. Вероятно, он всю ночь не сомкнул глаз, охраняя сон Одина и Лифа.

Дрожа от холода, мальчик взял плащ и плотно закутал плечи. Вокруг него простирался унылый каменный ландшафт. Вьюга затихла, и в наступавших предрассветных сумерках Лиф разглядел ущелье, о котором говорил ему Один. Это была огромная трещина в горе, достаточно широкая, чтобы в ней мог спрятаться целый поселок. Мальчик задумался о том, как его преодолеет Один, но мысль об ущелье опять ускользнула от него. Лиф чувствовал себя несколько странно. Он очень устал, и одновременно ему казалось, будто он проснулся от глубокого и крепкого сна, в котором находился больше года. Его взгляд снова скользнул по заснеженной местности, и снова Лиф вздрогнул, почувствовав, насколько сильно не по душе ему эта земля, каждая пядь и каждый камень которой излучали враждебность.